На открытии конференции во вступительном слове принстонский профессор Эрик Соренсен отметил, что как хорошо получилось, что четыре года назад Принстон уступил право проведения NOS университету Дюка. Так как теперь принстонцы могут перед всеми похвастаться новым зданием химфака, куда сотрудники переехали лишь в прошлом сентябре.
Деньги на строительство здания пришли из двух основных источников. Во-первых, в 1980-х годах местный профессор Эд Тейлор открыл лекарство пеметрексед (Alimta) против редкой формы рака, право на распространение которого было передано фармацевтическому гиганту Eli Lilly, а университет и профессор Тейлор получили свои сотни миллионов долларов. За последние десятилетия я знаю всего четыре подобных истории, когда университетскому профессору удается открыть лекарство-блокбастер: повезло Принстону.
В честь Тейлора был назван атриум и большая аудитория в новом здании, а сам Тейлор, хоть и 1923-го года рождения, сидел в зале, по крайней мере, на открытии конференции.
Во-вторых, сколько-то десятков миллионов подкинула фирма Merck, которая организовала в Принстоне Центр катализа под руководством профессора Дэвида МакМиллана. «Мерк» же явился главным спонсором NOS, а их сотрудник Бил Гринсли – главным организатором, который в том числе отвечал за приглашение докладчиков.Почему же тогда здание называется Frick Hall?
Да в честь еще одного питтсбуржца Генри Клея Фрика, правой руки Эндрю Карнеги, который, умерев в далеком 1919 году, оставил Принстону $6 млн, на которые в том числе была построена первая химическая лаборатория. С тех пор имя Фрика переезжает вслед за принстонским химфаком. Почему-то питтсбургские бизнесмены любили тратить деньги на нью-джерсийский универ.
И вот в атриуме Фрик-Холла были расставлены доски для постеров. Хотя здание огромное, получилось тесновато. Не в последнюю очередь из-за того, что посередине зала расположились многочисленные прилавки, где всякие научные издательства представляли свою печатную продукцию, а Sigma-Aldrich привезла какую-то посуду.
Я к этим прилавкам и не подходил. Самым популярным среди них был стенд ACS Publications, потому что они устроили следующую развлекуху: фотографировали всех желающих, потом прифотошопливали фотку на якобы обложку JACS’а (или Org. Lett. – кто что пожелает), распечатывали и это должно было выглядеть круто. Я даже вначале подумал, а не сняться ли мне с кубом на обложку JACS’а, повернув куб той самой стороной, что в JACS’е опубликована. Но затем здраво рассудил, что я сам безо всяких iPad’ов мог такую обложку собрать в домашних условиях, если бы она мне вдруг зачем-то понадобилась.Так что я предпочел сосредоточиться на постерах. Доски были пронумерованы, так что в отличии от Gordon’а каждый знал свое место согласно заранее опубликованному списку. Мое было A-34, а у Эдмунда через один – A-36.
Всего каждый вечер вывешивалось около 80–90 постеров. Я свой вывесил где-то в 7.15 вечера, а снял только без двадцати двенадцать, когда уже все потеряли к постерам всякий интерес. В другие дни начинали сразу же после вечерних докладов, около 8–9 вечера, и может быть, кто-то стоял с постером до полуночи, но я неизменно уходил раньше.
Поначалу я немного расстроился, что в воскресенье на постерную секцию пришли далеко не все, и особенно мало было профессоров. Тем не менее почти постоянно кто-нибудь останавливался рядом со мной, и я вновь и вновь рассказывал историю про карбен-бораны, вновь и вновь получая очевидный вопрос «А зачем они нужны?», на который у меня не существует убедительного ответа. (Ну, у меня также нет убедительного ответа на вопрос «Зачем нужны люди?» – поэтому я честно отвечаю: «Не знаю. Скорее всего не нужны, но пусть будут»). Обрадовало, что несколько людей уже что-то знали, читали карбен-борановые статьи или даже делали доклад про них на своих встречах группы. К примеру, fluorous mixture synthesis развивается Карраном уже более десяти лет, а Эдмунду все равно приходилось всем объяснять, что это такое (притом не так-то просто с ходу понять эту концепцию).Poster Cube очень удачно пристроился на вертикально стоящем тубусе.
Кто-то сам про него спрашивал, кому-то его торжественно вручал я. Дикого восторга он не вызвал, но собрал немало одинаково положительных отзывов. Мне он более пригодился в следующие дни, когда я мог наглядно показать, чем я занимаюсь. Таскать его с собой удобнее, чем постер, и выглядит он несмотря ни на что интереснее, чем набор листов с формулами.В следующие дни во время постерных секций народу стало больше, но число профессоров, разглядывающих постеры, не увеличилось. Почти ни один из официальных устных докладчиков не почтил постерные секции своим вниманием. Многие вообще, как профессор Бертоззи, приезжали только на свою лекцию, а потом сразу смывались. Те же, кто добирался до Frick Hall’а, вроде Ховейды, осматривали от силы пять постеров и уходили болтать со старыми знакомыми.
Так что самым действенным способом рассказать профессорам о своих исследованиях, было выследить их и внезапно вручить им куб.Но профессоров вполне можно понять. На NOS постерные секции были слабее устных докладов. В прошлом году на Gordon’е, на мой взгляд, было наоборот. Тогда тоже некоторые профессора предпочитали пить халявное пиво с друзьями и так и не подошли к постерам. Но таких было меньшинство. Во-первых, на Гордоне участников было меньше, я без проблем смог осмотреть и обсудить процентов 80% всех постеров, в то время как на NOS вряд ли видел 20%. Математика тут очень проста. Допустим, что на хороший рассказ о постере уходит 5 минут. За три часа удастся поделиться своими результатами с примерно 40 людьми, пусть даже с 50, так как можно рассказывать нескольким слушателям одновременно. А это менее 10% зарегистрировавшихся на NOS. И даже если половина из них постерами не интересуется, то другая половина, человек триста, придет и обнаружит, что на один постер одновременно приходится четыре-пять человек. В результате чтобы поговорить с определенным докладчиком, приходилось несколько минут ждать в своеобразной очереди. Изредка образовывались «свободные» постеры, которые никто не обсуждал, но раз никто не рвется обсуждать, значит, работа не столь интересна.
И это следующая неудача. Научный уровень постеров был заметно ниже Гордона. Если там презентуются в основном молодые профессора, то на NOS в подавляющем большинстве были аспиранты. На Гордон едут с достойными результатами, а на NOS с чем угодно. В Принстоне было немало профессоров из маленьких колледжей, где наука двигается андеградами в свободное от учебы время. Соответственно, интересных открытий от них ожидать не приходится. У многих были стандартнейшие синтезы очередных гетероциклов, в которых точно нет ни новизны, ни применимости. Представление результатов подчас оставляло желать лучшего. Постер Шенченга с его Paint’овской схемой на фоне многих других казался не самым страшным. И не раз я наталкивался на людей, которые либо не понимали, что у них описано, либо не проявляли никакого желания рассказывать о своих исследованиях.
Возможно, к тому времени они просто очень устали. Мне тоже в воскресенье пришлось постоянно говорить в течение более четырех часов, перекрикивая общий шум. К тому же я с 4 часов был на ногах и почти ничего в тот день не ел. В какой-то момент вокруг моего постера образовалась пауза, и я решил чем-нибудь промочить горло. А прямо рядом со мной разливали халявное вино. Я выпил бокал, но стало только тяжелее. Горлу, может, и полегчало, но потребовались дополнительные усилия, чтобы продолжить говорить так же быстро и громко. Кто-то недавно писал, что не любит кофе, что от него, наоборот, тянет спать, а не бодрствовать. Я вот так же не люблю алкоголь. Даже после небольших его количеств я чувствую, как заметно снижается моя работоспособность.
От кофе или от газировки ничего подобного со мной не случается. Тем удивительнее даже не то, что алкоголь бесплатно наливают во время научных конференции, но то, что вроде бы взрослые и умные люди его пьют. Хотя бы давали ту же пиццу закусывать, но ничего кроме чипсов не предлагалось.На Gordon’е тоже с едой во время постерных секций было не блестяще. Но там меня это меньше заботило, так как я подпитывался совершенно новой для меня химией. К примеру, до Gordon’а я не представлял, насколько много групп работают над трифторметилированием ароматики и гидроаминированием алкенов. На NOS химия по большому счету была мне хорошо известна. Чему новому можно выучиться из 20-стадийного синтеза? К тому же организаторы допустили досадную ошибку. Они сгруппировали тематически близкие доклады в один вечер. Так, например, в понедельник была куча постеров по палладиевому и родиевому катализу, а во вторник – полным-полно полных синтезов (Ханмо, Филип и Мария презентовались именно тогда). В результате человек, который, например, работает по тому же палладию, три вечера свободен, бродит и не находит ничего по своей теме. Зато в четвертый вечер, когда вывешены все интересные для него вещи, он не может отойти от своего постера. Да если бы и отошел – важных постеров так много, что он не успеет осмотреть их все. Насколько лучше было бы разделить тот же палладий равномерно по четырем секциям. А не то в понедельник уже и подходить к очередному постеру не хотелось – опять палладий, а я про него уже десять раз за этот вечер слушал.
Парадоксально, но мне более всего понравились постеры людей из промышленности, в основном из того же «Мерка», хотя химия там известная и играет далеко не первую роль. Зато сразу ясно, что все имеет практическое применение (по крайней мере изначально имело). Хотя промышленные химики люди скрытные: больше, чем разрешило начальство, рассказывать не намерены. Спокойно могут ответить на безобидный вопрос, что сие есть тайна, которую разглашать не позволено, я вам и так слишком много показал и рассказал. Ну и бог с ними, я ни конкурировать, ни играть на бирже не собираюсь и тоже не люблю светить неопубликованные результаты. Меня почему-то больше всего заинтересовали исследования на высших животных, хотя понятно, что докладчики сами собак и обезьян не мучили. Но все же я интересовался, что происходит с теми же собаками после испытаний. Меня уверяли, что с собаками все в порядке, никто их не убивает, шесть недель после испытаний их прочищают, а потом снова кормят уже новыми химикатами. Мол, они в «Мерке» даже крыс режут, если только крысе уж совсем плохо стало.
Так что постерные секции на NOS оставили скорее негативное впечатление.
Хотя вот Ханмо получил пару советов от студента из группы Брайана Стольца (Калтех), который работает над синтезом похожих соединений. Я смог поговорить с аспирантом из группы Хартвига, поприветствовать своих немногочисленных знакомых и сходить в понедельник на мини-экскурсию по зданию.
Проводили ее те же аспиранты-волонтеры в оранжевых футболках.
Из наиболее запомнившихся моментов: пол-одиннадцатого вечера, а группа МакМиллана работает в полном составе. Насколько же низкая у них производительность труда, если 40 человек должны столько работать, чтобы получать результаты.
Понравилось, что у них есть отдельная Purification Lab, куда можно принести грязное вещество, а специалисты-хроматографисты его тебе почистят. Для всех групп существует единый электронный каталог всех хранящихся реактивов. У них три ЯМР «пятисотки» – всем хватает.
Довольно много лаб пока пустует, так как здание строили с прицелом переманить в Принстон еще несколько известных химиков. Но молодежь они тоже нанимают.
Комментариев нет:
Отправить комментарий