Животные Беркли

Когда-то был у меня пост, посвященный животным Принстона, которых я успел повидать за пять дней конференции. Теперь пришла пора показывать животных Беркли.

Главных медведей на кампусе я уже показывал.

А за живыми медведями надо идти в горы, в Йосемити, но боюсь, что отважусь на такой поход не раньше пост-постдочества.

На современных кампусах надо искать в первую очередь оленей, так как белки найдутся сами собой.

Мы оленя повстречали в один из первых дней в Беркли, когда проходили мимо большого камня в восточной части кампуса, прозываемого Скалой Основателей (Founders Rock). Вначале мы увидели торчащие из-за камня рога,

То, что ты не потерял, ты имеешь. Ты не потерял рога, значит, ты имеешь рога.

а потом их владельца.

Меня этот олень удивил больше, чем принстонские. Там южный кампус считай, что в лесу, а тут вроде бы все холмы застроены и до парков далековато. Но потом и во время вводной ориентации нам сообщили, что в LBNL действительно живет стадо оленей.

Ну, а любителям белок предлагаю найти белку на следующем фото.

Фотографий других живых животных у меня пока не накопилось. Однажды вечером возвращались мы с братом то ли из магазина, то ли из ресторана и перед самым домом повстречали скунса. Вместо того, чтобы доставать фотоаппарат, мы поспешили перейти на противоположную сторону дороги. На территории LBNL часто можно увидеть важных индюшек, но я для себя установил, что на территории LBNL я не фотографирую во избежание недоразумений. Ну, и еще в дождливые дни на кампус случилось нашествие то ли ворон, то ли воронов. Черные и надменные ходили они по газонам и разражались карканьем при каждом ударе колокола на Sather Tower. Такая типичная вводная сцена к фильму ужасов. Я в эти дни сжимал в руке зонтик, а не фотоаппарат.

Из животных искусственных лучше всех мне знаком саблезубый тигр перед факультетом географии.

Мимо него я прохожу каждый день, так как это кратчайшая дорога от дома до химфака. И лишь возвращаясь в одиночку поздно вечером, я обхожу это место стороной и стараюсь держаться освещенной автомобильной дороги. Тигр хоть и бронзовый, но саблезубый. Мало ли что.

А вот пеликана, что стоит перед Anthony Hall, я бы не боялся.

И львов Durant Hall’ом тоже.

Также нет ничего страшного в изображениях грифонов, украшающих Valley Life Science Building (Valley – не долина, а фамилия спонсора).

Акремостриктин, фотографирование группы и семинар профессора Харропа

1. Возвращаясь к вчерашнему Synthetic Target, хочу показать тот путь, который предложил я.

Все превращения выглядят логично, но вот моя команда не поверила в возможность α-гидроксилирования карбоновой кислоты, пара других мест вызвала сомнения. В результате общая идея с Дильс–Альдером осталась, но вместо алкена, взяли алкин; α-гидроксилирование карбонильных соединений заменилось более привычным дигидроксилированием двойной связи. Число шагов составило 13 (11 – длиннейшая линейная последовательность), и синтез потерял свою элегантность. А ведь я уже отмечал, что ныне в полном синтезе намечается следующая тенденция: переберем хоть тысячу реакционных условий, но найдем способ заставить эту реакцию идти так, как надо, и соберем молекулу в восемь стадий, а не в двадцать пять.

Рано или поздно кто-нибудь акремостриктин синтезирует, хотя особой биологической активности он не показал и структурными особенностями не блещет. Тогда, если не забуду, посмотрю, какую стратегию изберут химики: скучную и осторожную, вроде тех, что мы обсуждали на встрече группы, или дерзкую и стремительную, как в моем блокноте.

2. Сегодня возле библиотеки, на фоне сосен, делали фото группы. Профессор решительно занялся обновлением нашего сайта. Снимала нас секретарь Хартвига Аннеке. После трех-четырех снимков она подбегала к профессору, показывала на экране фотоаппарата результат. Тот начинал переставлять нас, переставлять Аннеке, и мы фотографировались до тех пор, пока Хартвиг не остался удовлетворен полученным изображением. Требовательный человек требователен во всем. Кстати, я заметил, что Хартвиг всегда ходит в одинаковом черном свитере. Никогда не видел, чтобы он надевал что-нибудь другое. Наверно, живет как профессор Смит из известных комиксов.

3. По пятницам в 4 часа в Беркли семинар по неорганической химии (по вторникам в 11 утра по органической – на следующей неделе Эрик Джакобсен из Гарварда). Сегодня с предтеньюрным докладом к нам приезжал Todd Harrop из Университета Джорджии. Тодд и PhD делал по бионеорганической химии, и постдочил в MIT со Стивеном Липпардом, и в Джорджии, став самостоятельным профессором, решил никуда не отходить от моделирования активных центров никель- и железосодержащих ферментов. Так как собираюсь заняться родственными вещами, то на семинар пошел.

Впервые сидел в Pitzer Hall’е – большой аудитории на первом этаже Латимер-Холла. Из приятных вещей – несмотря на бедность, в Беркли проставляют бесплатное кофе и сэндвичи с арахисовым маслом для слушателей семинара. На заметку – если семинар объявлен в 4:00 pm, то начнут в 4:10 pm. В Питтсбурге всегда начинали минута в минуту. Шок – парты в аудитории разрисованы. В Питтсбурге я такого не видел и представить себе не мог. А тут такие родные надписи и рисунки ручкой.

Профессор Харроп весьма упитан и настроен доброжелательно. Я даже особо не спал и после лекции задал вопрос. А еще меня интересовало, что же Хартвиг не пришел. Интересовало до той поры, пока я не понял, что он сидел все время за мной. Когда возвращались в лабу, я и Ичен, один из наших аспирантов, стояли и ждали лифт. Кнопка не загоралась, но я уже привык, что в Беркли все сломано и разваливается. Ждали-ждали, плюнули и пошли другим путем. Только через час до меня дошло, что было уже полшестого и надо было вставить в панель управления лифтом ключ от здания.

Неделя начинается в воскресенье

Сегодня пришел домой в семь вечера, довольный и счастливый. Можно целый вечер отдыхать. Никаких статей, никаких отчетов. Можно вспомнить, что последний раз что-то ел двенадцать часов назад, пойти заказать пиццу, сидеть и есть ее хоть полчаса, лениво читая что-нибудь, распечатанное не по текущей работе, а для души (под руку попался вот этот обзор). После двух ночей, когда приходил домой в пол-одиннадцатого, работал, спал четыре часа, а в семь шел обратно, начинаешь ценить даже отдельный свободный вечер.

А началась эта неделя в шесть утра в воскресенье, когда мобильный телефон прозвонил, что мне пора идти в лабу. Клетки выросли, надо собирать и растить колонии мутантов. Писал год назад Хартвигу, что хотел бы во время постдочества “learn new techniques” – получил проект по металлоферментам. От одного этого биолухом я не стану, но первый сайт-директед мутадженезис прошел успешно: два гистидина поменялись на два аргинина. Но это мы узнаем только в понедельник. А во вторник я побываю в здании Nuclear Science в LBNL, чтобы под руководством норвежца Бьорна выучиться работать с ICP-MS (inductively coupled plasma mass spectrometry). Он применяет инструмент для нахождения (в идеале ненахождения) примесей урана и тория в образцах почвы с мест радиационного заражения или в ультрачистых кристаллах теллура, выращенных для детекции каких-то элементарных частиц. А у нас задача более житейская: найти концентрацию металлов в наших белках.

А еще на этой неделе я поставил первую химическую реакцию, снял свой первый в Беркли ЯМР, поставил очередную PCR, заполнил и отправил федеральную налоговую декларацию, обсудил преимущества и недостатки работы ассистент-профессором, покупающим ЯМР спектрометры, написал биографию для сайта группы, устало смотрел на непрочитанную френдленту из 600 постов и, конечно же, готовился к четвергу. В четверг меня ожидала личная встреча с профессором Хартвигом (отчет о проделанной и будущей работе), часовой доклад о моей аспирантской работе на встрече группы, а далее участие в Synthetic Target.

Synthetic Target – забава распространенная, но в группе Каррана у нас ее не было. За две недели до встречи выбирается природное соединение, которое никто еще не синтезировал, и надо предложить его синтез. На этот раз ломали голову над акремостриктином. Группа разбивается на четыре конкурирующие команды. Я даже не ожидал, с какой серьезностью и остервенением подходят здесь к этому упражнению. В группе Випфа хотя бы за лучшую идею профессор дарил книжку, а здесь все работают то ли чтобы Хартвиг похвалил, то ли чтобы посрамить соседа по офису. В среду накануне мы заседали два часа, исписывали доску за доской, потом голосовали за лучший вариант, прорабатывали его, тянули жребий, кому докладываться (несмотря на мое замечание, что я и так час буду говорить перед этим, я участвовал на общих основаниях, но бумажку с синей точкой вытянул Джейсон), распределяли, кто за какой участок отвечает в плане изучения литературы и подготовки слайдов, а затем сидели, готовились, перекидываясь каждые пять минут е-мейлами.

Но Хартвигу ни один из четырех синтезов не понравился. С одной стороны он выглядел простуженным и время от времени засыпал даже на моем докладе (когда я уходил из лабы в пол-одиннадцатого, профессор все еще сидел за компом), с другой стороны он прав: мы все погнались за уменьшением числа шагов и за поиском прецедентов, а он задумывал это упражнение для того, чтобы мы задумались над открытием новых реакций (металлоорганических, конечно же). Существовало бы эффективное α-гидроксилирование карбоновых кислот, я бы знал, как приготовить акремостриктин в 5 стадий.

Четверг подходит к к концу, и хотя завтра мне снова вставать в семь, чувство, что трудовая неделя закончилась. Может быть, мне кажется, что прошла целая неделя еще и потому, что как только позволяло время, я шел домой (5 минут пешком), бросал в угол верхнюю одежду и спал: сорок минут, час. (Кстати, брат заметил, что мой набор мебели один в один совпадает с холостяцким набором Стива Джобса: матрас, стол под компьютер и два стула). Вот почему мне казалось, что дней прошло много, и вот почему важно жить рядом с лабой. Хотя мне рассказывали, что в группе был китайский постдок, который предпочитал жить в лабе и спать на своем desk'е.

Сиборг и медведи

Самое старое из зданий, входящих в комплекс химфака, – Gilman Hall (1917).

Назван он в честь университетского президента (1872–1875) Дэниеля Гилмана, но знаменит в первую очередь комнатой 307 на третьем этаже. В этой лаборатории в 1941 году под руководством Гленна Сиборга был впервые получен плутоний (²³⁸Pu).

Об этом знаменательном событии повествуют аж три мемориальные таблички: от правительства, от Американского химического общества и еще от кого-то.

А так на вид дверь как дверь, с душем при входе на случай, если кто-то загорится.

Но в Гилман Холле уже не работают ни с плутонием, ни с чем-то особо опасным. Сидят там преимущественно физхимики и что-то считают.

Гленн Сиборг (1912–1999) – личность легендарная. Он открыл много элементов (два из них, америций и кюрий, запатентовал), поработал над Манхэттенским проектом, побыл советником президента США и канцлером (= ректором) Университета Калифорнии Беркли.

Тан Холл слева, Гилман - справа

Но мне из его биографии больше всего понравилось то, что он был любителем пеших прогулок. Вместе с женой они исходили всю северную Калифорнию и даже проложили тропу до Неведы, которая ныне стала частью American Discovery Trail’а (5000 миль от Делавэра до Сан-Франциско).

Когда мы были 1 января в Tilden Park’е на холме, то частично шли по этому трейлу.

А еще фамилия Сиборг по-английски пишется Seaborg, и анаграммой к ней является боевой клич спортивных команд UC Berkeley: Go Bears! (Медведи вперед!). Почему-то я этот лозунг нигде не сфотографировал, а вот бронзовых медведей на кампусе видел немало.

Есть и поменьше, и побольше.

Медведь – он ведь талисман не только универа в Беркли и Единой России, но и всего штата Калифорнии. Он красуется на флаге Республики Калифорния и на банкомате Bank of West.

Только вот идет он почему-то налево (на Запад?) как будто он жулик и вор.

Wurster Hall – Профессор Vincent Gandon – Прочее

Для начала картинка, а то у меня пошли сплошные посты без фотографий. Wurster Hall, в котором расположена Школа Архитектуры.

Построен по проекту трех преподавателей этой школы в 1964 году. Когда мы с братом проходили мимо, то подумали, что это какой-то заброшенный завод: уж больно обшарпанный «совок» для Университета Беркли.

Но я позабыл, что у архитекторов взгляд на то, что уродливо, а что замечательно. В Принстоне они тоже лучшим зданием признают не готические замки, а свою приземистую коробку.

Тягаться с Wurster Hall’ом может разве что Художественный Музей Университета Беркли.

Во вторник в Беркли начались занятия у студентов и аспирантов. Возможно, есть в этом логика начинать весенний семестр на две недели позже. Вот в Питтсбурге с третьего января уже учатся. Зато и заканчивают в Беркли не в конце апреля, а в середине мая. И летний семестр у них выходит короче, а вот осенний по срокам совпадает с питтсбургским. Надо начинать в конце августа, чтобы успеть все выучить и сдать все экзамены до Рождества.

В среду в Беркли приезжал профессор Vincent Gandon из Университета Парижа-Орсей.

Я бы на его лекцию, скорее всего, не пошел, если бы он не был нынешним научным руководителем Жульена Ману, с которым я полтора года в Питтсбурге проработал над карбен-боранами. Жульен, несмотря на многочисленные попытки, так и не смог найти профессорскую позицию во Франции. Не знаю, искал ли он работу в промышленности, но тем не менее он решил, что причины его неудач не в низком научном уровне, а в отсутствии преподавательского опыта. А потому Жульен специально нашел себе такую позицию постдока, чтобы можно было параллельно учить французских студентов.

Профессор Gandon несколько лет назад провел в Беркли два месяца в группе Peter Vollkhardt’а, а потому для нашего факультета человек не чужой. Рассказывал он о своих исследованиях по галлиевой химии. Галлий, оказывается, может катализировать реакции алкинов наподобие золота (в аудитории сидел Dean Toste, большой специалист по соединениям золота в органической химии). Причем наиболее эффективным оказываются комплексы галлия с N-гетероциклическими карбенами. А если вспомнить, что галлий находится в той же группе, что и бор, то получится, что Жульен недалеко ушел от своих предыдущих исследований. В «слайде с благодарностями» профессор так и упомянул Жульена, как специалиста по карбенам.

Вот их опубликованная работа: Hui-Jing Li, Régis Guillot, and Vincent Gandon. J. Org. Chem., 2010, 75, 8435-8449:

В четверг с утра у меня была очередная вводная лекция в LBNL. На этот раз иностранных постдоков и ученых знакомили с визовыми вопросами. Я справедливо полагал, что после стольких лет в США я о визах знаю все, что нужно. Но рассказ получился на удивление интересным. Здешний специалист Бен Ортега и знает много, и умеет это с юмором рассказать. Помимо поучительных историй о застрявших в Канаде сотрудниках лаборатории, вся вина которых состояла в том, что они работают на факультете со словом Nuclear в названии, довольно долго говорили о грин-картах. Все интересующие меня вопросы я задал и ответы принял к сведению.

А еще в четверг в Беркли начались дожди. Зонтик я покупал заранее, в прошлый вторник, когда ходил в банк открывать счет. Теперь он пригодился. Банковскую карту уже, кстати, прислали. В конверте без пометок и логотипов, с обратным адресом в Финиксе. Специально маскируются, чтобы враги не стащили письмо, зная, что оно из банка. И страховая карточка Kaiser Permanente North тоже пришла. Надеюсь, я ей так никогда и не воспользуюсь.

Три истории: про стор, ключ и ACS

Что я имею в виду, когда говорю, что «бегаю с бумажками». Вот, например, вчера мне предстояло решить четыре задачи.

1. Доступ в стокрум
Я его по привычке называю стокрумом (stockroom), хотя здесь он зовется стор (store), то есть магазин, а на самом деле общефакультетское хранилище базовых лабораторных вещей и реагентов. Здесь он расположен на седьмом этаже Тан Холла, и туда можно прийти, набрать всего нужного и ненужного, а начальство потом заплатит.

Но для начала надо получить в стор доступ. Первую неделю у меня не было университетской карты (ID), так как я оформлен в LBNL. Пришлось заполнять несколько форм, посылать их по факсу, ждать два дня и идти забирать карту, которая так же называется Cal 1 Card.

Но просто с картой в стор тоже не пустят. Карту надо активировать: прописать ее в базе допущенных пользователей. Хорошо, в прошлый понедельник, сразу после получения карты, послал е-мейл. В среду ответили: доступ предоставлен, добро пожаловать. Но сколько я ни проводил картой через считывающее устройство, дверь мигала зеленым, издавала два гудка и отказывалась открываться.

Внутрь меня пустил работник стора, сидящий в соседней комнате. В компьютере моя карта была принята, и я смог купить шланги, пипетки и пр. Написал по тому же адресу, что прошу активировать карту еще и на вход, а не только для покупок. До пятницы никакого ответа не пришло. Дверь стора так и не открывалась. Пошел лично по указанному в е-мейле адресу в Джиок Холл, комнату B15. Там никого не было, а в комнате B14 сказали, что до вторника никого, кто мог бы мне помочь, не будет (понедельник же выходной).

И вот вчера пошел туда снова. Сотрудница пробила карту по базе и заявила, что все в порядке, все активировано. Я возразил, что ничто не в порядке. Посмотрели логи двери в стор, где указаны все запросы. Напротив моего имени и в среду, и в пятницу стояло «В доступе отказано». Но выход нашелся очень быстро. Мне предложили еще раз сходить и проверить карту на входе в стор. Скептически настроенный я поднялся на седьмой этаж, но в этот раз дверь открылась. Я удостоверился дважды. Объяснение простое: самый главный и ответственный за эти дела получил мой е-мейл, все-таки был в пятницу днем уже после того, как приходил я, разрешил мне доступ, но мне никак об этом не сообщил.

2. Получение ключа от седьмого этажа.
Выданный мне ключ от седьмого этажа открывал двери на этом этаже в 20% случаев. Не наблюдалось никакой системы: то откроет, то снова не открывает. Проблема была не в замке, так как те, кто постоянно там обитают с такими трудностями не сталкивались. Я же являлся туда эпизодически, но все равно было неудобно каждый раз кого-то просить о помощи.

И я отправился в Гилман Холл, 119, где с 1.30 до 3.30 по вторникам решают проблемы с ключами. Пожаловался, потянул ключ, а мне говорят, что нет ничего удивительного в том, что он не работает, так как это ключ от девятого этажа. Я отвечаю: «Подождите, у меня есть другой ключ от девятого, который открывает на девятом все двери, а этот от седьмого. Это уж я точно знаю, у меня офис и лаба на девятом. Вы мне что, два от девятого выдали?» В общем, заменили мне зачем-то ключ, который работал, на всякий случай. Так как он оказался от седьмого, а тот, который на седьмом не работал, прекрасно открывал двери на девятом.

Причина всей этой неразберихи в том, что ключи от седьмого и девятого этажей даже визуально похожи. Все зубчики те же самые, разве что на какие-то полмиллиметра в паре мест отличаются. Когда мне выдали четыре ключа, три из них были совершенно одинаковыми и отмечены только ничего не значащими номерами: если враг похитит ключ, то не догадается, что он отпирает. Но я тоже, разумеется, с ходу не запомнил и не пометил, какой ключ от чего. Четвертый ключ отличался от остальных формой и должен открывать двери лаборатории ЯМР, но его я еще даже и не испытывал.

Итак, у меня оказались три неотличимых ключа. Я пришел к себе на девятый этаж, запихнул первый из ключей в замочную скважину, он подошел, и я заключил, что вот этот от девятого (на самом деле он был от седьмого). Потом я установил, какой ключ открывает здание. Методом исключения оставался ключ от седьмого этажа (на самом деле от девятого), который иногда все же срабатывал.

Все это, конечно, задним числом очевидным кажется. Надо было ключ от девятого попробовать также и на седьмом. Но вообще-то давно пора переводить все двери на магнитную карточку, а не только стор.

3. Продление членства в ACS.

В Американском химическом обществе я состою уже 3 года. Единственная весомая польза от этого членства была в том, что меня пригласили на Graduate Research Symposium
в прошлом году в Санта-Барбаре и оплатили все расходы (которые в общей сложности сопоставимы с членскими взносами за 5 лет). Не знаю, когда и куда я поеду на следующую конференцию, но на всякий случай в ACS продолжаю состоять.

Перед НГ пришло письмо с предложением продлить членство еще на год. А студентам-аспирантам у них 50% скидки, и прямо написано, что на постдоков она не распространяется. Подождал я, пока точно стану постдоком и пошел я на acs.org. Залогинился, перерыл весь сайт, но нигде не нашел, как я могу поднять свой студенческий статус до regular membership. С одной стороны заплатил $94, и дело с концом. Но а вдруг мне зачем-то ACS понадобится, а тут и вскроется, что я уже не аспирант. Тогда лучше вообще ничего не платить.

В прошлый четверг написал е-мейл, что хочу продлить членство в ACS, но он мне счет генерит как для аспиранта, а я уже постдок. Никто мне не ответил (праздники же). А вчера решил я, что надо звонить. Крайне не люблю звонить по телефону: ни в США, ни в России. Электронная почта намного удобнее в плане пересылке всех номеров, скриншотов и т.д., поддержании архива и возможностью заниматься делами ночью, а не в рабочее время.

4. Квитанция от Comcast (квест еще не окончен).

Думал еще одну историю написать (у меня их много накопилось), но решил, что на сегодня хватит. Тем более, что она еще не закончена и читатели не смогут сделать из нее глубокомысленный вывод.

На дворе январь – Когда запирают химфак – Я купил кроссовки и носки

Сегодня в Беркли День Мартина Лютера Кинга-младшего (третий понедельник января) и холодно. Относительно холодно для этих мест. Когда я шел в университет в восемь утра, то даже пожалел, что надел только рубашку с коротким рукавом. Местные вообще шапки напяли, хотя вряд ли было ниже 45 ºF. Но к обеду воздух прогрелся солнцем, и стало снова тепло. Ночью обещают похолодание до 33 ºF (почти 0 ºС). Вот тебе и Калифорния. И вообще в Беркли температура днем и ночью отличается градусов на 20 ºF. В Питтсбурге зимой такого не наблюдается. Там если днем 30 ºF, то ночью 20–25 ºF, но никак не 10 ºF. (Зашел на weather.com: в Беркли – 38 ºF; а в Питтсбурге – 44 ºF!).

По случаю праздника университет и здание химфака были официально закрыты. Но в нашей лабе на работу явились все (кроме Хартвига). Фанатичных поклонников доктора Кинга не отыскалось. А может быть, тот наоборот хотел бы, чтобы люди в этот день работали с утроенной силой на благо всего человечества. Загадочный в общем праздник, который для меня теперь даже и не выходной.

Дверь Латимер Холла была закрыта. Она всегда закрыта где-то с пяти вечера до семи утра по будням и весь день по субботам-воскресеньям. Точное время не знает никто, так как похоже, что двери запираются чуть ли не вручную. Однажды я в полседьмого вечера застал дверь открытой. В Питтсбурге закрывали дверь ровно в 10 вечера. А тут то ли воруют больше, то ли бомжи любят забраться переночевать (одного товарища я видел спящим на скамейке на четвертом этаже Тан Холла, но это было днем).

Входные двери открываются по старинке ключом, а не магнитной картой. И надо еще знать хитрость, что рядом с замочной скважиной есть круглая кнопка, которую надо зажать после поворота ключа, чтобы дверь открылась. Вечером того дня, когда я получил связку ключей (от лаб 7 и 9 этажей + от здания + от ЯМР), заплатив за каждый $20 депозита, я решил проверить ключ от Латимера Холла в действии. Но так как я не знал о кнопке (я ее нашел, но пытался просто нажимать один раз, а не держать), то открыть двери не смог. Потом уж меня опытные товарищи просветили.

Но запертые двери это еще не все. Тем же ключом еще и вызывается лифт. Когда двери здания закрыты, то кнопки вызова пассажирского и грузового лифтов на первом этаже не действуют. Надо вставлять ключ в панель управления и поворачивать его влево или вправо в зависимости от того, хочется ехать вниз или вверх. Вот это уже крайняя глупость, так как ежели злоумышленник проник в здание, то уж догадается подняться по лестнице. А со второго этажа или из подвала лифт можно вызывать и без ключа.

А перед обедом я купил себе кроссовки и носки. К югу от кампуса через дорогу нашелся магазин Bancroft Clothing Co. Как раз такой, какой мне был нужен. Чтобы одежда была нормальных цветов и по нормальной цене. Кроссовки я с собой из Питтсбурга только одни взял, так как проще их на месте купить. Выбираю я их по четырем: легкие, неяркие, дешевле $100, сверху тряпка, а не кожа или пластик, так как кожа и пластик через год полопаются и кроссовки примут бомжовский вид. Хотел взять кроссовки Reebok, но у них самый большой размер был 10. Взял New Balance ($65), у меня похожие в Питтсбурге были.

Размера 10.5 не было, согласился на 11-ый. Хотя бы продавцы не интересовались, почему при росте 170 см, я покупаю обувь 46-го европейского размера. А еще купил десять пар носков. Они со скидкой были и обошлись всего в $15. Хороший магазин, можно будет там одежду покупать.

Крыша химфака – Загадочный компьютер – Хартвиг призывает работать

Как я уже писал, моя нынешняя лаба и рабочий стол расположены на девятом этаже Латимер Холла. Это не просто последний этаж, но надстройка над восемью этажами, площадь которой меньше остальных. Зато с него можно выйти в боковую дверь и оказаться прямо на крыше. На двери висит предупреждение, что при открытии зазвучит сирена, но это в теории, а в жизни ничего не происходит.

В четверг вечером, узнав, что я так еще и не был на крыше, постдок Тайлер сделал для меня и свежеприбывшего постдока Джо миниэкскурсию. То есть мы просто вышли в соседнюю дверь, прошли мимо сплетения труб, поднялись по лесенке и уставились на запад.

Дело шло к пяти вечера и на западе ожидаемо заходило солнце. Совсем рядом с нами выслась Sather Tower, далее лежал остальной кампус, потом город Беркли, потом залив, а на самом горизонте вырисовывался мост Золотые Ворота. Слева на юго-западе можно было разглядеть небоскребы Окланда, а где-то еще дальше должен был быть даунтаун Сан-Франциско, но его уже плохо было видно.

А еще на седьмом этаже Латимер Холла стоит загадочный компьютер.

Вроде бы он имеет какое-то отношение к ЯМР, и на нем можно записываться на пользование инструментом, но при мне он показывал только таблицу непонятных символов.

Экран постоянно обновлялся. В фантастических фильмах на базе пришельцев такие терминалы ставят.

В четверг около 10.30 вечера пришел мне е-мейл от профессора Хартвига. Пишет он всегда кратко, без титулов и предисловий. «Хочу поговорить: 12.30–1». Я даже не сразу сообразил, хочет он со мной в пятницу днем переговорить, или я должен собираться и идти в ночь на химфак. Почему-то подумал, что будет ругаться, так как за полторы недели я ни одной реакции не поставил, а все бегаю с бумажками разбираюсь.

Но на самом деле Хартвиг был настроен дружелюбно. Встретились мы в его кабинете через полчаса после полудня. Он хотел кратко рассказать мне о правилах и требованиях в его группе. В целом все стандартно: часть я уже выяснил у одногруппников, остальные пожелания из области общей логики. Среди правил прописано, что Хартвиг ожидает (не требует, но ожидает) от своих аспирантов и постдоков работать длинный день (12 часов) с понедельника по пятницу + один длинный день на любом из выходных.

Не потому что он такой злой, а для нашего же блага. Вот он, приходит в 7 утра – в лабе никого, уходит в 10 вечера – в лабе никого. А ведь мог бы спокойно сидеть дома, писать статьи и гранты, с детьми играть. Но был бы он тогда знаменитым профессором в Беркли? Потому его обязанность – дать совет начинающему ученому, как преуспеть в этой жизни. В конце концов, он предлагает, чтобы непосредственно по его проектам люди работали 8 часов в день, а остальные 4 часа выдумывали и проверяли свои собственные идеи: у всех нас светлые головы на плечах.

Нобелевские лауреаты из Беркли

Обходя кампус в первый раз, позади химического факультета, мы обнаружили необычный парковочный знак.

Оказалось, что это старая берклиевская традиция – вручать всем профессорам-нобелиатам разрешение парковаться на специально отведенных для них местах: двух позади химического факультета и пяти между физфаком и Эванс-Холлом, где сидят математики и экономисты.

Через пару дней я увидел на нобелевской стоянке старую «Хонду». Кто это припарковался? Новоиспеченный исследователь расширяющейся Вселенной Сол Перлмуттер (Физика 2011)? Лауреат российского мегагранта Джордж Смут (если, конечно, не решил в МГУ насовсем перебраться)? Или три экономиста?

Единственный из ныне живущих химиков-лауреатов Ли Юаньчжэ после получения Нобеля вернулся в родной Тайвань и занялся политикой (чуть тамошним президентом не стал). Вряд ли появляются на кампусе Чарльз Таунс – 96-летний создатель лазера, лауреат премии 1964 года вместе с Басовым и Прохоровым; Стивен Чу – нынешний министр энергетики США; или 85-летний изобретатель пузырьковой камеры Дональд Глазер, получивший Нобеля более 50 лет назад.

А так как парковка только для тех нобелиатов, кто имеет непросроченный пермит (его надо ежегодно обновлять, иначе тикет влепят несмотря на регалии), то, например, Роджер Корнберг из соседнего Стэнфорда тоже не имеет право оставить своей машины.

А всего Университет Калифорнии в Беркли за всю историю официально насчитывает 22 профессоров-нобелиатов (мы же не будем считать тех, кто в Беркли пару лет отучился, а потом удостоился премии, работая в другом месте). Среди них 7 химиков (Гленн Сиборг, человек и элемент №106; Мелвин Калвин, человек и биохимический цикл), 5 экономистов, 9 физиков (Эрнест Лоуренс: человек и элемент №103, создатель циклотрона на холме), 1 литератор, но нет ни биологов, ни борцов за мир.

Так что сейчас на берклиевском химфаке нобелевских лауреатов нет (разве что будущие). Хотя есть Габор Соморджаи, который обязан был получать Нобеля в 2007 году вместе с Герхардом Эртлом, но кто-то не захотел, чтобы у Беркли появилось еще одно парковочное место с надписью Reserved NL. С другой стороны легендарный берклиевский профессор Гилберт Льюис (для американских студентов-химиков это имя известно, наверно, не хуже, чем нашим студентам имя Менделеева) тоже Нобеля так и не получил. Зато в честь него назвали Lewis Hall.

А соседний Giauque Hall представляет собой подземную лабораторию, где до сих пор изучают низкотемпературные явления.

Названа она в честь Уильяма Джиока (1895–1982) (ни за что не догадаешься, как его фамилия по-английски пишется), лауреат-химик 1949 года за исследования поведения веществ при сверхнизких температурах. Туда под землю я не спускался, а сверху на лабу водружена конструкция, которую мы с братом изначально приняли за трансформаторную будку, замаскированную под сказочную избушку. Потом я почитал интернеты и выяснил, что это Сupola, снятый со здания старого химфака, снесенного, чтобы освободить место для Латимер Холла.

Cupola – это такая маленькая башенка надстройка над куполом (который по-английски называется dome). Этимологически действительно восходит к слову cup – «чашка» (так как купол по сути та же чашка, только перевернутая). Потому название нью-йоркской чайной Сupola Samarkanda не настолько уж безумно.

Морские львы – Беркли готовится к землетрясению – Починка унитаза с помощью кастрюли

На северо-восточной окраине Сан-Франциско, вдоль берега залива расположились один к другому пронумерованные пирсы. К ним до сих пор пристают корабли и кораблики, но Пирс 39 знаменит своими морскими львами. Достопримечательность эта возникла недавно, в 1989 году, когда эти животные решили устроить свою лежку прямо на пристани.

Со временем львам отвели особый угол. Для людей построили наблюдательные трибуны. А весь остальной пирс превратили в балаган из закусочных, сувенирных и прочих каруселей.

Чтобы посмотреть на морских львов, нам пришлось пробираться через толпу.

Львы лежат на досках. Часть спит, часть воет, часть дерется и сбрасывает соплеменников в воду. Днем 31 декабря на причале возлежало не так уж много львов. Довольно необычно смотреть на больших диких животных на фоне городской застройки. Именно диких, самостоятельных а не зоопарковых.

Большая часть северного СФ расположена на намывных землях. А они более всех подвержены разрушениям во время землетрясений, которые в этих краях иногда случаются. Сан-франциское землетресение 1906 года, основательно помявшее город и его обитателей остается, пожалуй, самым известным в американской истории. (Беркли, между прочим, почти не затронуло). А последнее землетрясение со значительными жертвами (около 60 погибших) произошло в 1989 году, несколько месяцев спустя после появления морских львов на пирсе 39.

А потому город находится в постоянной готовности. Все брошюры по безопасности включают не только пожары, наводнения и пр., но и землетрясения. Для каждого здания отмечаются уровни сейсмоустойчивости. На кампусе UC Berkeley время от времени укрепляют старые постройки в соответствии с новыми кодексами. Вот, например, такими балками укреплен Hildebrand Hall, где расположена химическая библиотека.

А Campbell Hall вообще закрыт на капитальное обновление.

Так что землетрясение будет, но никто не возьмется предсказать когда. Нужен какой-нибудь знак. Вчера у меня не с того не с сего засорился унитаз. Американские унитазы устроены хитро и для смыва устраивают мощный водоворот. Но если труба засоряется, то водоворот не получает, и вода медленно спадает. Я уж боялся, что придется идти покупать великий и ужасный вантуз, а то вообще жаловаться домовладельцу. Но брат напомнил, что похожая ситуация у нас случалась, когда мы жили на Alder St. Тогда самым простым способом пробить затор было вылить в унитаз ведро горячей воды. У меня ведра нет, потому его заменила пятилитровая кастрюля. И сразу помогло. Брат просил в ЖЖ фотку унитаза не постить, поэтому на снимке та самая кастрюля.