Он, она и художник

1771 год, Париж. К 13-летней дочери главного откупщика Жака Польза посватался 50-летний граф д’Амерваль. Классическая история – бедный дворянин и дочь богатого буржуа. Вся семья считает брак выгодным, но Жака Польза смущает разница в возрасте будущих супругов, и он просит своего младшего коллегу по Генеральному откупу (организация, которая занималась сбором налогов во французскую казну и брала себе процент) 28-летнего Антуана Лорана Лавуазье тоже сделать предложение его дочери. Антуан находит, что юная Мария Анна хорошо образована, знает английский и латынь, с ней можно поговорить о геологии и химии, а именно занятию наукой посвящает он большую часть своего времени. Престарелого графа выставляют вон, а Антуан Лавуазье получает не только жену, но и преданного лабораторного ассистента, с которой можно совершать революцию в химии.

Мария Анна переводит для мужа научные работы о флогистоне (исправляя ошибки в химии), записывает все устные замечания и наблюдения Антуана по ходу экспериментов и иллюстрирует его статьи, зарисовывая приборы. (Надо ли говорить, что в соавторы ее не помещают, не те времена). Уроки рисования она берет у известнейшего молодого художника Жака Луи Давида. Однажды на день рождения мужа она заказала Давиду нарисовать их портрет маслом два на два с половиной метра. Эта картина, «Портрет Антуана Лорана Лавуазье и его жены» (1788), стала отправной точкой для моего поста:



Антуан сидит за столом, заставленном научными приборами. Разумеется, они принесены сюда для красоты – никто не будет ставить опыты на красном вельветовом покрывале. Он работает над «Элементарным трактатом по химии» и смотрит на жену, как будто пишет под ее диктовку. А мадам Лавуазье возвышается над мужем и смотрит на зрителя – и на художника.


Давид создает лучший портрет в стиле неоклассицизм. Строгая пирамидальная композиция, античные пилястры на заднем плане, никаких золотых украшений, мехов и минимум рюшечек, без которых не обходятся художники популярного тогда стиля рококо. Все украшения только интеллектуальные. Давид изображает нового просвещенного мужчину и новую освобожденную женщину, без багажа классовых различий. И сама Мария Анна рисует не цветочки и единорогов, а, например, установку для определения состава воздуха:


В реторте А Лавуазье нагревал ртуть в течение 12 дней почти при температуре кипения (350 ºС), пока она не перестала переходить в красный оксид (2Hg + O₂ = 2HgO). При этом объем воздуха в системе уменьшился на одну пятую часть, а оставшийся газ не поддерживал горение или жизнь (Лавуазье назовет его азот – «безжизненный»). Затем он прокаливал отдельно полученный оксид ртути при 500 ºС, и по обратной реакции (2HgO = 2Hg + O₂) получается ровно столько же газа, сколько было поглощено при окислении. «Ничего не теряется, ничего не создается: все только превращается», – запишет Лавуазье. У нас любят приписывать славу открытия закона сохранения массы Ломоносову, который еще в 1748 году в письме Эйлеру отметил, что «сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому». Сам же Лавуазье указывает приоритет французского врача Жана Рэ, который высказал ту же мысль в начале 17 века.

Разложением оксида ртути Лавуазье переоткрывает кислород. Кто открыл его впервые – спорный вопрос. Карл Джерасси и Роальд Хоффман (Нобелевский лауреат по химии, между прочим) посвятили ему целую пьесу «Кислород», в которой Антуан Лавуазье и его жена Мария Анна играют не последнюю роль. Но бог с ним с кислородом. Важнее, что воздух стоит из нескольких газов, а не является неделимым элементом в аристотелевском смысле.

Приборы, изображенные на картине Давида, использовались в другом важном эксперименте – установлении состава воды, который Лавуазье проводил совместно с математиком Пьер-Симоном Лапласом. Давайте рассмотрим их слева направо:


Выше всех газометр, предназначенный для хранения и измерения объемов газов. Запирающей жидкостью является ртуть. Чуть правее ртутный же барометр. Он меня вначале смутил: разве давление не должно быть порядка 700 мм рт. ст.? Тут максимум 200 мм. Но потом я сообразил, что давление не обязано быть атмосферным, внутри может быть не вакуум, а газ. Наконец, стеклянный колокол в керамической чашке тоже предназначен для сбора под ним не реагирующих с водой газов. На полу у ноги Лавуазье лежит в плетеной подставке 8,5-литровая круглодонная колба с латунными кранами. Мне она больше всех нравится:


В колбе отражаются окна, которые служат источником света слева сверху. Вот она же на гравюре Марии Анны Польз-Лавуазье:


В 1766 году британский ученый Генри Кавендиш реакцией металлов с кислотой получил «горючий воздух», который при сгорании давал воду. Кавендиш предположил, что новый газ является соединением воды с флогистоном – гипотетическим веществом, содержащимся во всех горючих телах и выделяющимся при горении. Лавуазье отвергал теорию флогистона. В своих экспериментах он показал, что газ Кавендиша, который он назвал водородом, соединяется с кислородом (название тоже придумал Лавуазье, но тут он ошибся: не все кислоты содержат кислород) в объемных соотношениях 2:1 (2H₂ + O₂ = 2H₂O), давая воду, которая может быть разложена назад на те же количества водорода и кислорода. И никакого флогистона.

Что же получается: воздух не элемент, вода не элемент. Пришла пора избавляться от теории четырех стихий Аристотеля. В своем «Элементарном трактате» (1789), который можно назвать первым современным учебником химии, Лавуазье заложил основы химической номенклатуры (привычное нам деление на оксиды, кислоты, соли и наименования «сульфат меди» вместо «витриол Венеры») и составил таблицу 33 новых элементов – веществ, которые не могут быть разделены на составные части. Только 23 из них являются элементами в современном смысле. Лавуазье включал еще свет, «теплород», оксиды активных металлов и кремнезем SiO₂, но справедливо допускал, что по мере научного прогресса некоторые из его элементов перестанут быть таковыми.


Из изображенных вещей на картине осталось сказать пару слов о невзрачном стуле слева от Марии Анны. Считается, что папка с бумагами на нем – это как раз ее гравюры и другие рисунки для «Элементарного трактата»:


Давид создает дополнительный композиционный градиент «свадьба искусств и наук»: ее сторона – рисунки, его сторона – научные приборы. Чтобы оценить художественные способности Марии Анны покажу еще ее портрет Бенджамина Франклина. Он же тоже был ученым и посланником американских штатов во Франции в 1780-е годы. Захаживал он и в салон мадам Лавуазье, которая принимала у себя в доме выдающихся ученых своего времени:


Не Давид, конечно, но я и так не нарисую. А за большой семейный портрет она заплатила Давиду 7000 ливров. Много это или мало? Я находил разные пересчеты на современные деньги – от $80k до $300k. Для сравнения на опыты по установлению состава воды Лавуазье потратил 50000 ливров, но от занятий откупом он получал больше миллиона ливров в год (больше $10m в год, как ни считай), а поэтому мог спокойно финансировать свои научные изыскания. Например, Лавуазье мог купить алмазы и сжечь их в сфокусированном солнечном луче, чтобы подтвердить, что образуется только углекислый газ. Вот так выглядела его “солнечная машина”, если верить более поздней гравюре:


Лавуазье мог нанять себе любых ассистентов, и они у него были, но интереснее всего ему было, видимо, работать со своей женой. Вот она изобразила себя со стороны: проводится опыт по изучению дыхания человека, она сидит справа за столиком и записывает:


К выводу, что «дыхание есть горение» Лавуазье пришел, проведя опыт с морской свинкой и калориметром, в котором показал, что при дыхании выделяется такое же количество теплоты, сколько и при сгорании угля, дающего такое же количество углекислого газа. Тут тебе и первый опыт в термохимии, и важное открытие для физиологии.

Опыты и труды Антуана Лавуазье настолько фундаментальны, что легко понять, почему его называют «отцом химии», а вот человеческих детей у них с Марией Анной не было. И в воздухе носилась не только химическая революция. В 1789 году портрет супругов Лавуазье отказались выставлять на Парижском салоне – главной ежегодной выставке искусств – чтобы не злить публику. Сборщиков налогов никогда не любили, особенно если их все повышают и повышают. Доповышались: летом произошел социальный взрыв – пала Бастилия.

Антуан Лавуазье, сын адвоката, то есть представитель третьего сословия, положительно воспринял смену монархии на конституционную республику. Он и при прежней власти старался не только изучать состав воздуха и воды, от чего простому народу было ни тепло, ни жарко, но и работал над улучшением уличного освещения (за что получил золотую медаль от короля), осушением болот, очисткой воды в Сене и помог составить первую геологическую карту Франции. Еще в 1775 году его назначили управляющим производством пороха, где он добился больших успехов. И порох Лавуазье помог союзнику Франции – Северо-Американским Соединенным Штатам – добиться независимости. На следующем рисунке Лавуазье изображен со своим учеником Элетером Дюпоном де Немур (1771–1834), который позже переберется в Делавэр и создаст там пороховую компанию DuPont. Порох от DuPont поможет США отстоять свою независимость в Войне 1812 года, а сама компания продолжает быть химическим гигантом и научным центром, где изобрели не только тефлон для сковородок.


Но простые люди знали Лавуазье в первую очередь как откупщика, который предлагал обнести Париж стеной против контрабанды товаров, которые он и его коллеги облагали налогом или имели монополию на торговлю, как в случае табака. В 1791 году распущен «Генеральный откуп», в 1792 году Лавуазье с его женой и лабораторией выселяют из бывшего Королевского арсенала, где он жил и работал, в 1793 году упразднена Парижская академия наук. Когда революционная Франция оказывается в войне со всей Европой, выходит приказ о высылке и конфискации имущества у всех иностранцев. Лавуазье заступается за итальянского математика Лагранжа, которому дозволяют остаться в Париже. Сам Лавуазье возглавляет комиссию по разработке метрической системы мер, чтобы казаться полезным, но тучи над головой бывшего откупщика сгущаются.

Другое дело Жак Луи Давид. Он и в ранних своих картинах воспевал античный дух свободы и республики. Но для демонстрации стиля я выберу известную его картину «Клятва Горациев» (1784):


Революция – это его стихия. Ему хочется разделаться с академиями и академиками, которые не принимали его в свои ряды. Давид входит к комитет Общественной Безопасности и собственноручно подписывает приговоры о казнях и помилованиях. Он друг Робеспьера и Марата. О Лавуазье журналист Марат отзывается, как о «корифее шарлатанов, сыне пройдохи, недоучившемся химике». А Давид после убийства Марата пишет свою самую известную картину, делая из того мученика революции (в Питере до сих пор в центре есть улица Марата). «Смерть Марата» (1793):


В 1793 году Давид подписывает смертный приговор низложенному королю Людовику XVI, а затем и королеве Марии-Антуанетте (то самой, которой приписывают фразу о том, что если у бедняков нет хлеба, пусть едят пирожные). Тут не выдерживает жена Давида (и мать его четверых детей) Маргарита Шарлотта, которая разводится с художником-революционером:


Тем временем Антуана Лавуазье арестовывают вместе с другими бывшими откупщиками. Их обвиняют в том, что они грабили народ Франции, разбавляли табак водой и собирались сбежать с награбленным заграницу. Лавуазье пытается расчетами показать, что он брал не больше, чем ему причиталось по закону, но кого интересуют расчеты? Мария Анна Польз-Лавуазье пытается добиться освобождения мужа, но коллеги-ученые сами слишком запуганы, а революционеры из народа заявляют: «Республике не нужны ни ученые, ни химики; рука правосудия не может быть остановлена».

8 мая 1794 года Антуана Лорана Лавуазье казнят на гильотине вместе с 27 откупщиками, в числе которых отец Марии Анны Жак Польз. Лавуазье (1743–1794) было 50 лет. Документы о приговоре не были найдены, и мы не знаем, стояла ли там подпись Давида. Кто-то может увидеть символизм в том, как горизонтальная линия на стене пересекает шею Лавуазье на картине:


Узнав о смерти великого ученого, Жозеф Лагранж скажет: «У них ушло мгновение, чтобы отрубить эту голову, и ста лет может не хватить, чтобы появилась другая такая же». Это как если бы сейчас победили радикальные социалисты, решили казнить всех миллиардеров (найдется за что) и отрубили голову Илону Маску.

Вскоре Марию Анну тоже арестовывают. Изымают все имущество, включая лабораторные журналы, оборудование и портрет кисти Давида. Но она провела в тюрьме всего полтора месяца. Совершается Термидорианский переворот. Максимильен Робеспьер и судья, выносивший приговор Антуану Лавуазье, сами отправляются на гильотину, а Жак Луи Давид попадает в тюрьму, где пишет свой автопортрет (1794):


Из тюрьмы Давид пишет слезные письма своей бывшей жене, что он всегда ее любил и «больше не будет». Она добивается его освобождения, и они снова женятся. При Наполеоне карьера Давида идет в гору, и он становится придворным живописцем. Возможно, Наполеон оценил, что Давид, будучи в комитете Общественной Безопасности, подписал смертный приговор генералу Богарне, первому мужу императрицы Жозефины. Или ему просто картины Давида нравились, типа такой – «Бонапарт на перевале Сен-Бернар» (1801):


Через полтора года после казни Антуан Лавуазье был реабилитирован. Марии Анне возвращено конфискованное имущество (включая картину) с запиской: «Вдове Лавуазье, который был ложно обвинен». К ней сватался богатый вдовец Пьер Самюэль Дюпон де Немур, но ему она отказала (есть теория, что они были давними любовниками, еще при жизни Антуана). В 1804 году после 4 лет ухаживаний она вышла замуж за эксцентричного англо-американского изобретателя графа Румфорда, но брак был несчастливым и недолговечным – они развелись через несколько лет. Мария Анна настаивала на сохранении фамилии Лавуазье, много сделала для издания трудов своего первого мужа, к которым писала предисловия, где обвиняла других ученых, что они ничего не сделали, чтобы спасти Антуана.

После падения Наполеона и восстановления монархии Бурбонов Жак Луи Давид (1748–1825) уезжает в добровольную ссылку в Брюссель. Мария Анна Польз-Лавуазье (1758–1836) умерла в одиночестве в возрасте 78 лет в Париже. Портрет переходит по наследству ее внучатой племяннице графине де Шазель и хранится в их замке до 1924 года, когда наследники продают картину американскому миллиардеру Джону Д. Рокфеллеру. С 1927 она висит в библиотеке Рокфеллеровского университета на Манхэттане, пока в 1977 не куплена Метрополитен-музеем, где и находится по сей день.


Мы были в этом музее в 2008 году, но я тогда изобразительным искусством особо не интересовался и фотографий не делал. Когда доберемся туда в следующий раз, я обязательно отыщу этот картину. В нашем приложении «Известные люди» (iOS, Android) среди 459 портретов есть только один, где изображен не один человек, а двое:

Почему элемент литий так называется

У меня возникают вопросы, которые другие люди сочтут слишком ничтожными, чтобы тратить время на поиски ответа. Однажды я задумался: почему литий назвали литием. Любой справочник укажет, что название происходит от древнегреческого слова λίθος, означающего «камень»; от того же корня пришли к нам слова «литосфера» и «литография». Но как они связаны с камнем, мне понятно, а почему самый легкий из металлов, элемент номер 3 в периодической таблице связали с камнем, пришлось разбираться.

Короткий ответ – потому что выделен из минералов, то есть из «камней». Но мало ли элементов было выделено из минералов. У автора открытия было настолько плохо с фантазией? Можно же было прославить если не себя самого, то свою страну, свой город, в конце концов, любимого древнеримского бога. Так кто же открыл литий и когда?

Ответ: шведский химик Юхан Август Арфведсон (1792–1841) в 1817 году. Мне это имя ничего не говорит. И вряд ли я его запомню. Есть элементы, чье открытие сопровождалось драматическими событиями, которые любят пересказывать научно-популярных книгах об истории химии. Литий в их число не попадает.


Арфведсону повезло родиться в богатой семье. Но еще больше повезло попасть учеником в лабораторию Йёнса Берцелиуса (1779–1848), который дал ему задание – изучить химический состав минерала петалита. Вот о Берцелиусе я много читал. Его можно причислить к «отцам современной химии». Достаточно упомянуть, что это он ввел современные символы элементов в виде сокращенных латинских названий и запись формул, используя цифровые индексы. Но во времена Берцелиуса их писали вверху: например, формулу петалита он записал бы как LiAlSi⁴O¹⁰.


Но это мы сейчас знаем, что это алюмосиликат лития, а когда Берцелиус давал задание своему способному ученику, состав петалита был неизвестен. Этот розоватый минерал впервые описал в 1800 году бразильский химик Жозе Бонифасиу де Андрада и Сильва (1763–1838), которого научная судьба занесла в рудники на шведском острове Утё, недалеко от Стокгольма.


Много ли вы знаете бразильских химиков? Я тоже ни одного не знал. А этот Андрада и Сильва потом станет важным политическим деятелем и первым премьер-министром независимой Бразилии, но состав петалита он устанавливать не пытался. Эта честь выпала юному (хотя ему было уже 25 лет, не такой уж студент, скорее, ассистент) Арфведсону.

Элементы кремний и алюминий были уже известны, кислород тем более. Сплавлением с карбонатами и осаждением нерастворимых соединений Юхан Август определил содержание кремния и алюминия в образце, но они объясняли только 96% массы петалита. Оставалось еще 4%, которые Арфведсон перевел в белый растворимый сульфат неизвестного металла. По химическим свойствам он был похож на натрий и калий. Но если бы это был сульфат натрия, то сумма массовых долей получалась 105% – нехорошо. Калий еще тяжелее, и растворимость солей была другой.

Арфведсон предположил, что выделил сульфат нового элемента – более легкого аналога натрия и калия. Периодический закон тогда еще не был сформулирован, зато новые элементы открывались постоянно, поэтому заявление было вполне в духе времени. Арфведсон мог ошибиться: так через несколько лет он будет думать, что выделил металлический уран, хотя это был его оксид UO₂. Но с литием он попал в точку.

Биографы Берцелиуса считают, что тот заслуживает звание сооткрывателя лития, но Берцелиус уже открыл самостоятельно элементы церий и селен (вот у кого не было проблем с мифологическими названиями) и великодушно позволил своему студенту опубликоваться одному, без соавторства с начальством. Были времена. Правда, Арфведсон опубликовался по-шведски в местном журнале, а Wikipedia цитирует статью Берцелиуса без соавторов на немецком, где он описывает открытие и предлагает название «литион», изменившееся впоследствии в «литий», и можно подумать, что это профессор забрал себе всю славу.

Так почему же камень? Я так и не понял, кто придумал название – Арфведсон или Берцелиус – рискну предположить, что Берцелиус. Еще в 1810 году он был первым, кто разделил вещества на органические, которые требуют живого организма для своего создания, и неорганические, которые не требуют. Два других щелочных металла были открыты в живой природе (калий выделен из золы растений, а вот насчет натрия я удивлен: поваренная соль или кристаллическая сода камни камнями), поэтому третий такой металл, выделенный из минерала, был окрещен литием.

Веру в то, что органические вещества требуют живой организм для своего создания, подорвет в 1828 году другой ученик Берцелиуса Фридрих Вёлер, получив органическую мочевину из неорганического цианата аммония. Но до сих пор принято, что литий, в отличие от натрия и калия, не играет биохимической роли. Можно пытаться объяснить это его редкостью, но еще более редкие в Земной коре элементы – иод и селен – для биохимии важны, а одни из самых распространенных – кремний и алюминий – неважны. Можно только гадать почему. На другой планете все может быть по-другому.

Арфведсон пытался выделить простое вещество электролизом солей лития, но его батарейка оказалась слишком маломощной. А вскоре на него свалилось наследство от богатого дяди: он оборудовал частную лабораторию, которую хвалил сам Берцелиус, но заботы об имении, фабриках, жена, трое детей отнимали все его время, и наукой он больше не занимался.

Малые количества металлического лития получили британские химики Гемфри Дэви (1778-1829) и Уильям Томас Бранде (1788-1866). Бранде, верный сын эпохи, попробовал растворы солей лития на вкус и пришел к выводу, что они похожи на соли натрия и калия. То есть соленые – что логично. Изучать дальнейшие вкусовые и медицинские свойства лития он не стал.

В 1940-е годы австралийский врач-психиатр Джон Кейд (1912–1980) искал пути лечения маниакального синдрома (одна из фаз биполярного расстройства). Принятое тогда лечение электричеством не очень-то помогало. В моче буйных пациентов он заметил повышенное содержание мочевины и мочевой кислоты. И решил проверить их эффект на морских свинках. Так как мочевая кислота плохо растворима в воде, Кейд перевел ее в литиевую соль – урат лития.


К своему удивлению он отметил, что морские свинки не только не стали более буйными, а, наоборот, сидели спокойно в течение нескольких часов вместо того, чтобы, как обычно, носиться по клетке. Контрольный эксперимент показал, что дело не в мочевой кислоте, а в ионе лития. Джон Кейд, хоть и был человеком 20 века, решил принять дозу карбоната лития сам, чтобы убедиться в его безопасности. А когда не умер, дал ее своим пациентам, и некоторые сразу пошли на поправку.


Как точно работает литий в мозгу, ученые до сих пор не знают, хотя есть теории. И не таким уж безопасным он оказался. Из-за смерти четырех человек от передозировки литием FDA ждал до 1970 года, чтобы разрешить его применение в США. И только при условии постоянного контроля за концентрацией лития в крови. Вылечить биполярное расстройство так и не могут. Мозг – загадочный орган. Хорошей модели среди животных нет, а тестировать экспериментальные лекарства сразу на людях теперь строго запрещено.

А литий стал еще более известен с появлением литий-ионных аккумуляторов, использующихся во всех ноутбуках и смартфонах. За их разработку в 2019 году присудили Нобелевскую премию по химии Джону Гуденафу, Стэнли Уиттенгему и Акире Ëсино. Гуденаф примечателен не только фамилией (good enough переводится как «достаточно хорошо»: мол, современные аккумуляторы неидеальны, но good enough для получения Нобеля, что же выдадут за реально хорошие батарейки, на которых телефоны смогут неделю без подзарядки работать). Он является самым старым Нобелевским лауреатом (на момент присуждения премии) в истории: он родился в 1922 году, ему было 97 лет, и пишут, что он до сих пор продолжает работать, очередной патент в 2020 году получил. Если бы Джон Кейд столько прожил, тоже мог получить своего Нобеля по медицине. Я уверен, что на следующем фото Гуденаф ссылается именно на фото Кейда, только держит в руках батарейку, а не таблетку:


О литии на сегодня все. Больше тысячи слов получилось. Но в следующий раз стоит ли мне «копать вглубь» и продолжать рассказывать о литии (а там есть, что рассказать: от водородной бомбы и Большого взрыва до литий-органики) или лучше написать о каком-нибудь другом элементе или веществе (каком? есть заявки?).

Птичку жалко?

Английская провинция, середина 18 века, богатый джентльмен пригласил своих ученых друзей собраться у него. Но не на богословскую проповедь или философский диспут: главное развлечение вечера – научный эксперимент. Заезжий естествоиспытатель (слово scientist еще не изобрели) продемонстрирует работу воздушного насоса. Но вот беда: воздух полностью прозрачен. Как мы узнаем, что внутри стеклянного колпака его не осталось? Экспериментатор просит представить ему подопытное существо, и хозяин просит слугу принести попугая – любимца его дочерей.

Самый драматический момент этой вымышленной (?) истории изобразил художник Джозеф Райт из Дерби на своей картине «Эксперимент с птицей в воздушном насосе» (1768). Я открыл ее в отдельном окне и попробовал разобраться, кто тут есть кто.



Справа мы видим слугу, который открыл клетку. А еще полную луну за окном – очень частый атрибут на картинах Джозефа Райта. Он не состоял сам, но был близок к Лунному обществу – кружку интеллектуалов, собиравшихся в Бирмингеме во время полнолуний (чтобы было светлее путешествовать в ночное время).


Сам попугай находится внутри насоса, и до начала эксперимента чувствует себя прекрасно. Специалисты определили, что это серый корелла (какаду) – очень редкая и дорогая птица из Австралии. Капитан Джеймс Кук только-только отправился в свое первое плавание (1768–1771), и никто бы не стал убивать такую заморскую диковинку. Опыты с воздушным насосом проводились со времен Роберта Бойля с мышами, с жаворонками, а то и просто со свечой. В конце концов, животное может загнуться не из-за вакуума, а от недостатка кислорода, но кислород будет открыт только в 1774 году англичанином Джозефом Пристли (а азот в 1772 году шотландцем Даниэлем Резерфордом).


Девочкам страшно, жалко птичку, и не хочется смотреть, как она задохнется. Но заботливый отец утешает их и уверяет, что наука требует жертв. Комментатор картины на ютубе сравнил эту ситуацию со своим детством, когда родители заставляли его смотреть передачи о животных, где одни звери ели других. Как бы ни было противно, нам важно знать, как устроена природа.


Двоим влюбленным намного интереснее общаться друг с другом. За экспериментом они не следят (хотя юноша одним глазом следит, как мне кажется). Пишут, что Райт написал их со своих знакомых, которые вскоре после этого поженились, и у них все было хорошо.


А вот мальчику интересно, что будет с попугаем. Он не прячет взгляд. Из таких потом вырастут смелые британские ученые, которые будут резать лягушек и раскапывать динозавров. Рядом с мальчиком джентльмен с часами – надо точно измерить, сколько продержится птица после начала опыта. По легенде это Эразм Дарвин, дед Чарлза и член того самого Лунного общества. Он был личным врачом Джозефа Райта, и я о нем недавно писал.


Еще один наблюдатель пребывает в тени и в задумчивости. Возможно, он размышляет, что этот эксперимент означает для нас людей, что он говорит о нашей природе. В эти же годы Иеремия Бентам формулирует основы утилитаризма: морально то, что принесет наибольшее счастье наибольшему числу индивидуумов. Проводят аналогию, что современная картина изображала бы клонирование человека или редактирование генома. Да и эксперименты на животных – до сих пор острая тема.


Наконец, сам экспериментатор. Кому-то он напоминает Исаака Ньютона. Его взгляд обращен на нас – мы тоже зрители – и спрашивает: «Начинать? Закрыть кран? Или остановиться?».


Европа переживает Век Просвещения и Промышленной революции. Джозеф Райт из Дерби (1734–1797) выбирает соответствующие сюжеты для своих картин, а для пущей эффектности действие происходит ночью.


Иногда это оправдано, как на другой его известной картине «Философ, объясняющий модель Солнечной системы» (1766), где свеча играет роль Солнца:


А в случае воздушного насоса темнота нагнана исключительно из-за любви к технике кьяроскуро (светотени), которую развил Караваджо. Читал, что у Райта в доме была отдельная комната, которую он держал все время темной. Люди позировали в контрастном свете, а он подглядывал в щелку и сам-то рисовал в светлой комнате.

Источником света в «Эксперимент с птицей» тоже является свеча. Ее отражение видно в левой части сосуда, в котором плавает нечто загадочное. Кто говорит, что это кусок серы (зачем?), кто видит тут череп – старинный символ смерти. Как бы то ни было, можно оценить, что провинциальные английские художники уже тогда умели рисовать тени и отражения в крышке стола (хотя утверждают, что он забыл нарисовать тень от шланга на одеянии экспериментатора).


Но главной особенностью Райта была все же научная ориентированность его сюжетов: все эти машины, насосы, шестеренки. Тот же Караваджо за сто пятьдесят лет до него рисовал почти исключительно библейские и античные сцены. Хотя если кому-то очень хочется, в экспериментаторе с попугаем вполне можно увидеть Бога-Отца и Святой Дух (которого изображают в виде голубя). Как на картине Помпео Батони (1740):


Но я вышел на Райта через другую его картину про науку (и с луной) «Алхимик, открывающий фосфор» (1771): она была на обложке каталога Sigma–Aldrich в нашей питерской лабе, но только этим летом я решил разобраться, какой художник ее создал.


Джозеф Райт из Дерби (Дерби – это город в центральной Англии в графстве Дербишир) оказался весьма известным художником. Например, его картина «Кузница. Вид снаружи» (1773) была первым произведением английской живописи, приобретенным Екатериной II для Эрмитажа. И тоже ночь, луна, механизм.


А «Эксперимент с птицей в воздушном насосе» висит в Национальной галерее в Лондоне, главном британском музее для живописи того времени, продолжает радовать красотой многофигурной композиции в контрастном свете и заставляет задуматься о моральном облике ученых. Через 30 лет после создания картины философ Эдмунд Берк писал, что английские интеллигенты, поддерживающие Французскую революцию, смотрят на людей в своих [социальных] экспериментах, как на мышей в воздушном насосе. Поэтому избираем юристов.