среда, 28 ноября 2012 г.

О трех примечательных событиях последних дней

Некоторым людям суждено впервые в жизни проехаться на roller coaster’е только в 27 лет. И хотя внешне я старался изо всех сил сохранять спокойствие, внутри меня все прыгало то вверх, то вниз.

1. С прошлой недели я больше не постдок в группе Хартвига. Вчера я сделал последнюю запись в лабораторном журнале: “The experiment was stopped because I decided to resign from this group. - Andrey Solovyev 11/27/2012.” Отдельным письмом я поблагодарил рядовых членов группы, попросил не беспокоиться за мое будущее и зайти съесть печеньки, которые я принес в break room. Возможно, через 5 лет я расскажу подробности случившегося, но сейчас просто принимаю за данность: я свободный человек.

 
2. Большие выходные по случаю Дня Благодарения (с вечера среды до утра понедельника) я провел с френдом saint-dragon. Это было, без сомнения, пока лучшее путешествие этого года с массой нового опыта и впечатлений. От скоростного спуска по канатной дороге над сафари-парком до поедания индейки с американцами. Сан-Диего, о котором я раньше знал только то, что там в зоопарке живут панды, оказался на удивление интересным городом с лучшим в США климатом. О некоторых развлечениях, вроде тематического парка-зоопарка SeaWorld я напишу отдельно, но не сейчас.

 
3. Сейчас я в Питтсбурге. Сегодня мой брат защитил диссертацию на получение степени Ph.D. in Mathematics, с чем я его от души поздравляю. О качестве доклада могу сказать, что я не заснул - это большая похвала. Возможно, со временем брат осознает, насколько это важный шаг и почему я долго укорял бы себя, если бы пропустил его защиту. В конце концов, на мою защиту он приходил, и много лет он был самым близким мне человеком. Поэтому я, не раздумывая, купил билет, пришел сегодня утром в нашу питтсбургскую квартиру, открыл дверь своими ключами (я чувствовал, что они мне еще пригодятся), устроил засаду на брата, возвратившегося с office hours, и закричал: «Сюрприз! Братец приехали!». 

 

понедельник, 19 ноября 2012 г.

Я подружился с Сан-Франциско

Предыдущие прогулки по СФ не затронули за живое мое сердце. Он показался мне в меру чистым, в меру грязным, не суетливым, но и не умиротворенным, то есть обыкновенным и даже скучным городом.


Конечно, я понимал, что мне просто не везло с погодой: то густой туман, то палящее солнце. Или мы не там ходили? Или я отвлекался на разговоры с братом и забывал наблюдать Город?

Как бы то ни было, в воскресенье я вышел из дома и вместо обещанного дождя ощутил на своем лице ту самую прохладно-освежающую осеннюю погоду, которую я люблю больше всего.


Я не удержался и вместо лабы поехал в Сан-Франциско. На этот раз город предстал передо мной в своем разнообразии, и я полюбил его, наверно, не меньше Нью-Йорка. И хотя судьба сулит нам скорое расставание, я обязательно в него вернусь.

Только я вышел со станции Powell St., как ко мне подбежал потрепанный джентльмен в костюме и стал просить денег. Не для себя, а для больных и голодных детей. Сам он представился педиатром, который очень любит детей и очень хочет получить от меня как минимум $50. Я уже собирался вежливо его послать, так как в США нормальный человек с собой столько кэша не носит, как он сказал весьма любопытную фразу.

Он сказал мне, что если я дам $50 голодным детям, то к Рождеству у меня будет 40 миллионов. Забавное совпадение состояло в том, что именно на этой сумме я лично для себя планировал выйти из бизнеса и целиком вернуться в науку. Будет красиво, если этот «педиатр» среди своих стандартных трюков случайно скажет правду. Я ответил: “Now, I believe you” – и отсчитал пятьдесят долларов.

Он еще долго лез жать мне руку и обниматься с таким благодарным энтузиазмом, будто я действительно помог голодным детям. Я же следил за своим бумажником и поспешил распрощаться. Справа на фотографии можно видеть пожилого джентльмена, с которым я говорил. Вскорости после нашего разговора к нему подошел другой джентльмен в кепке (на фото слева), который, возможно, и является тем самым голодающим ребенком Америки.


Обрадованный столь многообещающим началом прогулки, я направился на север и заметил длинную очередь. Выяснилось, что это желающие прокатиться на кабельном трамвайчике. Вагон как раз подкатил к разворотному кругу, и дюжие вагоновожатые развернули его на соседний путь.


А я тем временем вышел к Юнион-Скверу.


Посреди площади уже воздвигнута рождественская ель, кругом толпятся сан-францисканцы и гости города, а на каждом углу разворачивается какое-нибудь действо.


Как тут не проникнуться ожиданием праздника и не погрузиться во всеобщую суету.


В одном углу азиатские семейства фотографируются на фоне громадного сердечка с намалеванным мостом Золотые Ворота.



В другом – уже идет бойка рождественская распродажа.


Рядом тайваньские христиане устроили что-то вроде митинга, развернули плакаты и раздавали агитационные листовки.


Какой-то гражданин мирно спал на газоне (найди его в правой части на фотографии).


Издалека раздавались звуки волынной музыки, и действительно, стоило мне переместиться в следующий угол площади, как я увидел волынщика, который сурово надувал щеки, дул в свою волынку и совершал неспешные обороты на 360 градусов.



Поставив мысленную галочку напротив Юнион Сквера, я двинулся дальше по городским улочкам.


Если следовать хронологии, то дальше я встретил очередных фриков. Один парень сидел на газетных автоматах и кричал какие-то лозунги, а на земле его бадди стучал по пустым ведрам и прочему мусору. Я пребывал в наипрекраснейшем настроении и решил, что эти ребята тоже должны быть в моем блоге. Поэтому я подарил им пятерку, а они попозировали для моих читателей.


Не, на самом деле веселые товарищи. Когда таких нет, город превращается в тихую посредственность, вроде Walnut Creek’а, где хорошо жить, но и где ничего не происходит.


Наконец, я пришел к Yerba Buena Gardens. На фоне небоскребов раскинулся небольшой сад, где есть и детская площадка,


и птички,


и водопад,



и глобус. Над Россией угрожающе нависает черный проволочный человек.


Если Юнион-Сквер – суета, то сады Йерба Буэна – умиротворенность.


Там важнее люди, тут – пространство.


И только я закончил обход парка, как батарейка в моем фотоаппарате села. Я посчитал это знаком к концу прогулки, к тому же на город уже ложились ранние ноябрьские сумерки.


Я вышел к гигантскому магазину Target и вспомнил, что у меня закончилась зубная паста. Не все же фриков спонсировать, надо и для себя что-нибудь купить.


На обратном пути в BART’е я расстроился, что не захватил с собой ничего почитать. Но тут в кармане у меня обнаружилась листовка тех самых тайваньских христиан.


Я, конечно, вспомнил, как на третьем курсе читал в электричке Библию, и одна пассажирка стала меня расспрашивать, что я читаю. «Третью Книгу Царств», – честно ответил я. «И что же вам там нравится?» – не успокаивалась она. В общем, пришлось объяснять, что для русского интеллигента нормально читать компиляцию древнееврейских историй, оказавших глубокое влияние на европейскую цивилизацию, не как Текст, а как текст.

Но то ли в электричке BART люди привыкли к разным фрикам, то ли пакет из Target’а выдавал мою мирскую сущность, но ко мне никто не стал докапываться, и я спокойно познакомился с манифестом этих анархо-пацифистских христиан. Сразу же я нашел оправдание своей щедрости: раздавая деньги, я сам спасаюсь и отправляю фриков в Ад.

The economy of the human kingdoms makes man feel that money is almighty. Therefore man rejects the Lord of Life even more. The consequence is like the Chinese saying, “Birds die in pursuit of food, and human beings of wealth.” They waste their short lives and bring nothing with them to Hell. Satan also uses religions to deceive mankind, to make them worship idols and not the true God; to believe the false doctrines and heresies and resist the most sacred Truth; to establish man-made denominations and reject the New Testament Church (NTC) established by the Holy Spirit. Religions are the wicked tactics Satan uses to dominate mankind and to make them go against God, as well as lead them to eternal perdition.

Вот так: и богачам досталось, и Сатане, и религиям.


Заканчивается листовка традиционным призывом «Кто не с нами...»:

All nations, make haste and repent! Accept the full Gospel of Blood, Water and Holy Spirit which the NTC preaches. Return to the NTC and you will escape from the impending Great Judgement the human kingdoms are going to face, lest you should suffer.


Я вернулся домой в Беркли, когда уже окончательно стемнело. Поездка в Сан-Франциско подарила мне еще один счастливый и насыщенный день. А впереди длинные праздники, большие путешествия и новые свершения.


пятница, 16 ноября 2012 г.

Гифт-карта

Вот и пришла мне заветная карточка, и с 8 ноября я считаюсь постоянным жителем США. Сработал План А, поэтому о постоянном возвращении в Россию или иммиграции в Канаду речи в ближайшее время идти не будет. Спасибо всем болельщикам (даже если вы болели против): для меня этот сериал, надеюсь, закончился. Однако тэг green card забыт не будет. В следующем году мне еще брата надо будет протащить.

Фотография на карте не та небритая, которую я им посылал, а та лохматая, которую они сами при снятии отпечатков пальцев сделали.

Я был очень рад доказать в первую очередь самому себе, что грин-карту можно получить по категории EB1-A, самостоятельно без адвокатов, со статусом F-1 OPT, на первом году постдокства и всего за три месяца (четыре, если считать от момента написания писем профессорам) и $3500 ($2200, если бы я не просил premium processing). Как вы понимаете, ни на какое интервью меня не вызывали, отпечатки пальцев проверяли меньше месяца (я их сдавал их 24 октября), и вообще за все это время у USCIS никаких вопросов ко мне не возникло. Я добросовестно выполнил свою часть работы, а они свою. И я особенно доволен, что карта пришла мне до конца года. Разрешились сомнения с арендой квартиры, контрактом в Беркли и всем остальным.

В начале июля я был обуреваем страхом, сомнениями и ленью и даже написал вот этот пост, о котором ни капли не жалею ;) Но глаза боятся, а руки делают. Я настолько не хотел больше оставаться в группе Хартвига, что заставил себя запустить процесс и закончил его до конца года. Больше меня ничто в Беркли не держит. Из приличия я доработаю до формального конца контракта (то есть до рождественских праздников) и вернусь в мой любимый Питтсбург. Нового сериала в блоге про строительство бизнес-империи не обещаю, так как замечал, что чем больше у меня свободного времени, тем меньше мне хочется в блог писать.

Сам процесс получения грин-карты я бы сравнил по сложности, длительности и ощущениям с поступлением в американскую аспирантуру. Вначале кажется, что все сложно, я это не смогу, я не успею, а потом все само собой складывается и вырисовывается. Хорошо, когда есть накопленный научный багаж, на который можно опереться. Денег придется потратить чуть больше, чем для аспирантуры, ответственность больше, так как нельзя подстраховаться и подать в слабый универ (хотя можно подать по нескольким категориям), зато не надо сдавать никаких экзаменов (кроме медицинского). В общем, главных советов для желающих огринкартиться у меня два: 1) делайте то, что и так должен делать хороший студент/аспирант: публикуйтесь, знакомьтесь с профессорами, подавайте на стипендии и премии; 2) не бойтесь подать петицию I-140 сразу после получения диплома PhD – терять вам нечего, а шанс проскочить есть.

За этот год у меня накопилась масса знаний по иммиграционному законодательству и получению ГК, и жалко, если они никогда больше не пригодятся. Отчасти с этой целью я описал весь процесс по шагам в блоге. Да, я собираюсь помогать своему брату, но если у кого-то еще будут вопросы или кому-то хочется взглянуть на мою петицию, то пишите письма.

В январе-марте, когда будут самые дешевые авиабилеты, я бы хотел слетать к родственникам в Россию. Заодно проверю, пустят ли меня обратно в США и как оно вообще путешествовать в новом статусе. О получении американского гражданства я пока даже не помышляю. Мне свойственно менять жизненные планы каждые пять лет, и кто знает, как я тогда буду относиться к США.

понедельник, 12 ноября 2012 г.

(Не)встреча с Путиным

Весной 2003 года, когда я учился на первом курсе СПбГУ, меня среди других участников прошлогодней международной олимпиады по химии пригласили в Москву на встречу с Путиным. Надо напомнить читателям, что Путин тогда был рукопожимаемым персонажем: усмиритель террористов и олигархов, подниматель России с колен и подлодок со дна моря. Поэтому русскому интеллигенту было встретиться с ним почетно, а не позорно (если, конечно, интеллигент не «репрессированный в четвертом поколении», для которого бывших чекистов не бывает). В общем, я был весьма польщен и не особо переживал из-за пропущенной лабы по неорганике.

От той поездки у меня сохранилось на удивление мало воспоминаний. В такие моменты я очередной раз жалею, что не начал вести блог на десять лет раньше. Нету у меня и фоток, так как я тогда пользовался аналоговым фотоаппаратом. Поэтому все фотографии в этом посту из другой поездки в Москву в 2004-ом.


Я на Лубянской площади ранним утром. Пусть клеветники России не говорят, что нельзя простому человеку сфоткаться на фоне здания госбезопасности.

Я был рад встретиться с моими боевыми товарищами по команде: Ильей Глебовым из Барнаула, который уже учился в МГУ, Игорем Седовым из Казани, руководителями нашей команды Вадимом Владимировичем Ереминым (у которого в кабинете уже висела фотография с Путиным с предыдущей встречи), Александром Кирилловичем Гладилиным и Сергеем Витальевичем Суматохиным. Ну, а с четвертым участником команды Женей Ларионовым мы вместе учились в СПбГУ и часто даже сидели за одной партой.


Поселили нас в каком-то общежитии на Головинском шоссе (станция метро «Водный стадион» – вот это запомнилось). Всего мы пробыли в Москве то ли два, то ли три дня. Но помню, что в первый день мы зачем-то поехали в Министерство образования. Нужно было решить какие-то вопросы с бумажками, а заодно инструкцию прослушать, «что там можно, что нельзя». Свои фотоаппараты, например, нельзя. А паспорт не только можно, но и обязательно.


Тогда же нам сообщили, что Владимир Владимирович ужасно занят, работает, не спит по ночам и не сможет с нами встретиться. Зато нас поздравит Михал Михалыч. Соответственно повезут нас не в Кремль, а в Дом Правительства. Я в тот момент совсем не расстроился. Премьер-министр Касьянов мне всегда нравился (голосище у него зачетный), и даже сейчас, когда он перешел в разряд «врагов народа», я продолжаю называть период 2000–2004 годов правлением Путина–Касьянова.

В общем, прибыли мы в Дом Правительства, прошли досмотр на входе и провели нас в какой-то зал. Цены на нефть тогда еще не достигли исторического максимума, но российские чиновники уже тогда жили богато. По крайней мере, мне так показалось. И тут нам говорят, что и Касьянов к нам не придет. А будет министр образования Филиппов (которому приписывают введение ЕГЭ, о своем отношении к которому я уже писал) и еще какая-то женщина рангом пониже.

Эти товарищи меня совсем не интересовали. Я даже не помню, что нам вручали. Какие-то подарки? Грамоты? Министр жал руку, и фотографию этого момента делали. Потом фотографии обещали прислать, но так и не прислали. А я никак о них не напоминал. Вот если бы с Путиным была фотка, то это другое дело. Ее можно было бы и повыпрашивать.

Нет, я не обиделся на Путина и в 2004 году голосовал за него. Хотя, конечно, ничего незначащему первокурснику было бы приятно иметь фотографию с человеком, чего-то в жизни добившимся. Это сейчас я сам ПхД, и мне все равно. Нет, не совсем равно. Когда через много лет меня вызовут в Кремль по случаю награждения какой-нибудь шнобелевской премией, я скажу Путину (а куда же он денется?) заготовленную фразу: «Вот и довелось нам, Владимир Владимирович, встретиться. Я давным-давно не первокурсник, а вы, смотрю, все еще президент».

суббота, 10 ноября 2012 г.

Первая публикация: Supporting Info

Хотел бы упомянуть еще несколько вещей, имеющих отношение к моей первой публикацией, но не вошедшие в основной рассказ.

1. Техника безопасности (а точнее ее отсутствие)
Когда я работал в Боулинг Грине, я нарушил столько правил техники безопасности, что сейчас я бы такому андеграду лично уши надрал. Но тогда все обошлось. Я не носил защитных очков, я работал один по ночам, я не подписывал никаких журналов ПТБ. Я работал на приборах, к которым не получил официального доступа: мне Дима показал, что нажимать, и вперед. Просто удивительно, что я им ничего не сломал и не разбил.

Я не знал, что можно пользоваться шприцами и микрошприцами. Поэтому амины добавлял по весу. Весы, соответственно, стояли вне тяги. Поныне самый противный запах, что я когда-либо чувствовал, у пирролидина. Я задерживал дыхание и прикапывал заветное количество вонючей жидкости. Может быть, все-таки хорошо, что я работал один?

Зато по русской традиции я все время носил халат. И Дима привил мне привычку надевать резиновые перчатки. В СПбГУ к ним прибегали только если работали с бромом или хромкой. Я помню, как на втором-третьем курсе у меня несколько раз на руках сходила вся кожа. А в перчатках можно было безбоязненно тыкать пальцем в любую органическую бяку. Работать в перчатках мне настолько понравилось, что я продолжил их надевать и на пятом курсе, вернувшись в Питер. Старшие товарищи отнеслись к этому как к блажи и буржуйству, а младшие – переняли эту вредную привычку.

2. О цитируемости
На настоящий момент первоначальная 2007 JOC статья была процитирована 8 раз, а статья 2010 Tetrahedron – всего один раз. Я, признаюсь, читал не все статьи, их цитирующие. В большинстве случаев это обзоры или другие методы по синтезу бензотиофенов, где на нас ссылаются среди других литературных предшественников.

Статья в Tetrahedron’е с правильной структурой – единственная моя публикация в журналах издательства Elsevier. Даже не знаю, можно ли ее считать моей, учитывая историю ее появления. Но для коллекции я считаю и всегда указываю в своем CV.

Когда я вычислял свои цитирования для грин-карты, я, конечно, учитывал и эти боулинг-гриновские статьи. Но во всяких научных жизнеописаниях, вроде Research summary при подаче на постдока, я стал называть тот проект синтез aminobenzo[b]thiophenes, не указывая 2- или 3-. И схему рисовал, конечно, с правильной формулой продукта. Хотя если бы кто-то решил докопаться до истины и открыть оригинальную статью 2007 года, то он не мог бы не заметить существенное отличие.

3. 2′-Хлорацетофенон vs. 2-хлорацетофенон
Исходник для реакции был получен нитрованием 2′-хлорацетофенона (KNO3/H2SO4). И с тех пор я хорошо запомнил, чем отличаются 2-хлорацетофенон и 2′-хлорацетофенон.


Это знание мне пригодилось через три года, когда я писал в питтсбургской аспирантуре экзамен по гетероциклической химии. В одном из вопросов исходное вещество было ошибочно названо 2-бромацетофеноном, хотя по логике должен был быть 2′-бромацетофенон. Я решил блеснуть знаниями и написал, что реакция не идет. Профессор Випф, увидев, что я не нарисовал структуру продукта поставил мне 0 баллов за этот вопрос, но я с легкостью отапеллировал полный балл, указав, что условие было некорректное: просили 2-бромоацетофенон, я его и нарисовал.

В статье мы называли вещество без штрихов 1-(2-chloro-5-nitrophenyl)ethanone, как предлагает ChemDraw. Тут не запутаешься, хотя этанон звучит кривовато.

4. Middle initial
Начиная с питтсбургских аспирнатских публикаций, я решил убрать из своего имени в списке соавторов центральную “Y.”. Без него смотрится лучше и читается проще (а не Андрей «почему?» Соловьев). А вы оставляете первую букву своего отчества в своих англоязычных статьях?


В группе Некерса принято размещать фотографии выпускников на стене над ротационным испарителем.

5. One-pot
Это популярное словечко в название нашей статьи “One-Pot Synthesis of Substituted 2-Aminobenzo[b]thiophenes” Дима вставил совершенно напрасно. One-pot применимо, когда две и больше стадий проводят без выделения промежуточного продукта, в одной и той же колбе, просто добавив новый реагент и часто даже не сменив растворитель. Наш же процесс технически одностадийный. Мы все смешали, погрели и выделили продукт. Диму на это слово натолкнул первоначальный дизайн реакции: ацетофенон в тиоамид, затем циклизация в бензотиофен. То, что оно сразу зациклизовалось без выделения тиоамида, и было по мнению Димы тем самым one-pot. Сейчас-то мы знаем, что там и тиоамида никакого не образовывалось.

6. Механизмы
Ну, и для самых любопытных предложенные Димой механизмы тех реакций в том виде, как они опубликованы в Tetrahedron’е (журнал богатый, не обеднеет, если я пару картинок позаимствую для образовательных целей).


четверг, 8 ноября 2012 г.

Первая публикация: Часть грустная

Вчера я написал, что чрезмерно гордился своей первой публикацией, вышедшей в Journal of Organic Chemistry в 2007 году. Год 2008 принес еще два повода для радости. Во-первых, нас процитировали немцы.

Kadzimirsz, D. et al. A Domino Annulation Reaction under Willgerodt–Kindler Conditions. J. Org. Chem. 2008, 73, 4644-4649.


Они начинали с фразы “Recently, Neckers et al.4 reported a new entry to functionalized benzothiophenes 2”. С одной стороны я был рад, что моя работа послужила толчком к дальнейшим изысканиям истины, но простите, почему Некерс и др. Там я первый автор, а Некерс вообще ничего не делал, кроме как подписывал заказы на реактивы. Кстати, активацию хлора через пиридин, а не нитро-группу Дима тоже предлагал. Но я не успел развить это направление.


Во-вторых, Дима уже самостоятельно продолжил ковыряться в своих бензотиофеновых идеях и опубликовал еще одну статью в JOC. На этот раз он Некерса даже включать не стал: я придумал, я сделал, я написал – дайте мне звездочку за это. Скажем прямо, нечасто в современной экспериментальной химии видишь статьи с единственным автором.

Androsov, D. A. Synthesis of 1,1-Dialkylindolium-2-thiolates via Base-Induced Transformation of 4-(2-Chloro-5-nitrophenyl)-1,2,3-thiadiazole in the Presence of Secondary Amines. J. Org. Chem. 2008, 73, 8612-8614.


Тиадиазолы, приготовленные по реакции Хурда–Мори, нагревались с амином, и в теории должны были получиться те же 2-аминобензотиофены, что и у меня (нижняя правая стрелка). И хотя спектры выделенных Димой продуктов аминобензотиофеновым структурам не противоречили, они не совпадали со спектрами соответствующих соединений в моей статье.

Дима задумался. Интуиция подсказывала ему, что здесь что-то не так. И в голову ему пришла красивая идея, а в статье разместились 1,1-диалкилиндолиний-2-тиолаты (верхняя правая стрелка). Формально все было разумно, хоть и с потерей ароматичности. Дима даже умудрился подтвердить структуры альтернативным синтезом. Но червь сомнения остался в его сердце и после того, как новенький JOC увидел свет.

Уж не знаю, как это произошло на самом деле, но мне представляется такая картина. Дима просыпается ночью, нутром понимает, что откладывать больше нельзя, идет в лабу и снимает NOE. Потом ставит расти кристаллы из метанола–хлороформа и при свете лучины пишет мне письмо.

В общем, оказалось, что во втором случае из тиадиазолов все же получались 2-аминобензо[b]тиофены, а не никакое цвиттерионное непотребство. Что же тогда получалось в моей реакции? 3-Аминобензо[b]тиофены.


Логично. После того, как знаешь ответ, структуры различаются и устанавливаются даже по сдвигам в одномерных спектрах. И механизмы легко рисуются (размещу в Supporting Info для любопытных). Эх, почему же мы, ослепленные Вильгеродтом–Киндлером, не обратили внимания на возможность протекания реакции по более простому пути.

Итак, две наши JOC статьи оказались, сказать помягче, подпорченными. Тут возникли традиционные вопросы:

Кто виноват?

Я? – По крайней мере, сейчас я своей личной вины не чувствую. Это с высоты накопленного опыта легко замечать потенциальные ошибки и подводные камни. Не потому ли мы столько лет учимся научной работе. В общем, критику в свой адрес приму только от людей без диплома химика:). (У меня на момент публикации диплома не было).

Некерс? – Разве что тем, что поставил рядом со своей фамилией звездочку. Как я написал, его потом Дима вообще не впутывал, и я не удивлюсь, если профессор Дуглас Некерс до сих пор не знает, что в той статье 2007-го года была ошибка. Какое ему дело до какой-то статьи в JOC по левой теме.

Дима? – Наверно, да, это в первую очередь его вина, что он, к его чести, всегда признавал. Все-таки, имея огромный опыт работы с бензотиофенами и бензоселенофенами по кандидатской, он должен был чувствовать их спектры и помнить о возможности изомерии. Разве я мог поставить под сомнение правильность предложенных им структур?

Рецензенты? – Тоже виноваты. В конце концов, не для отлавливания подобных тараканов они и существуют. Могли бы заявить, что возможен альтернативный изомер, что нужен рентген, а не только ЯМР с масс-спектрами. Но не заявили. (Дима мне отзывов рецензентов не присылал, но ясно, что статью пропустили без вопросов).

Немцы? – Тем, что получили продукт с амином рядом с серой и подтвердили структуру рентгеном? Случайное совпадение, им сильно повезло. Наша ошибка на выводы их статьи не повлияла, а они не смогли заметить ошибку у нас.

А в целом, никто не виноват. Такова вся научная жизнь: один открывает, другой закрывает.

Что делать?

Ничего не делать? – Конечно, JOC не бог весть какой статусный журнал, чтобы кто-то вообще заметил нашу ошибку. Но мы ее уже заметили, и если кому-то суждено ее исправить, то пусть это будем мы.

Отзывать статью? – Во-первых, это никакая не фальсификация. Мы никого специально не обманывали и не подделывали результаты. Все спектры подлинные, неисправленные и принадлежат реальным новым веществам. Во-вторых, изменение структуры с 2-амино на 3-амино не обесценивает реакцию как таковую. Я бы был за ретракцию, если бы оказалось, что мы переоткрыли нечто старое, но мы открыли новое, просто чуть ошиблись в структуре этого нового. Если отзывать все статьи, выводы которых были впоследствии признаны ошибочными или неполными, то в JACS'е 1920-х половины статей не останется.

Писать редактору и просить опубликовать «Исправление»? – Во-первых, не многовато ли придется исправлять. И все схемы, и кучу мест в тексте, и даже выводы по механизму. Во-вторых, хотелось бы опубликовать рентгены. В-третьих, проблема не только в моей статье, а еще и во второй Диминой, что делает ситуацию слишком запутанной.

Отзывать и перепубликовывать? – Если бы научные статьи существовали в википедийном формате, то мы бы просто внесли необходимые исправления и добавления, а всех любопытных отослали к архивным версиям. Может быть, это самый правильный вариант, но Дима, посоветовавшись со своим российским руководителем, решил осуществить только вторую часть данного плана.

И в 2010 году в Tetrahedron'е появилась очередная Димина статья:

Androsov, D. A.; Solovyev, A. Y.; Petrov, M. L.; Butcher, R. J.; Jasinski, J. P. A convenient approach towards 2- and 3-aminobenzo[b]thiophenes. Tetrahedron 2010, 68, 2474-2485.


Я попал в соавторы, так как рентген был снят с приготовленных мной веществ. Таким образом, вместо того, чтобы потерять единичку в списке публикаций, я еще одну приобрел (№5 в моем CV). Вот это я называю научным пиаром: умение превращать поражения в победы, а победы – в еще большие победы.

Когда моя первая статья была опубликована, я заявлял, что именно в Боулинг Грине, работая над этим проектом, я научился заниматься наукой. Последующие события научили меня, наверно, еще большему. И не только тому, что рентген – король доказательств и что в научных журналах полно фигни, до которой никому нет дела. На самом деле такие истории в первую очередь учат...

Дима еще несколько лет поскитался по постдоческим позициям, женился, убедился, что в США ему ничего не светит, вернулся в Россию и вскорости отправился работать куда-то в Южную Корею.
Профессор Некерс дал мне важное рекомендательное письмо в аспирантуру и в 2009 году ушел на заслуженную пенсию.
Осенью 2011 года, через 5 лет я вернулся в БГ, чтобы показать брату, где я тогда жил и работал. В декабре того же года я получил PhD в Питтсбурге, а через полтора месяца начинаю новую жизнь. Химия и научные дрязги отойдут в прошлое, и у меня найдется время написать про другие мои публикации.

среда, 7 ноября 2012 г.

Первая публикация: Часть радостная

Я недавно написал про свою последнюю публикацию. Теперь решил написать о первой. Пусть это будет началом описания моей стажировки в Боулинг Грин летом 2006 года перед пятым курсом. Этот важный период моей жизни часто упоминался в моем блоге, но систематически не был описан. По прошествии нескольких лет детали могли стереться из моей памяти, зато я могу посмотреть на то лето и ту статью шире и глубже.

Всего задумано три части: радостная, грустная и Supporting Information.

Solovyev, A. Y.; Androsov, D. A.; Neckers, D. C. One-Pot Synthesis of Substituted 2-Aminobenzo[b]thiophenes. J. Org. Chem. 2007, 72, 3122-3124.


Итак, два с половиной месяца я работал в Боулинг Грин Стейт Университете, что в северо-западном Огайо. Средненький универ в провинциальном городишке тем не менее включает Центр Фотохимических Исследований и раздает степени PhD по химии. Конечно, ему трудно состязаться за лучших аспирантов с топовыми американскими университетами, поэтому любому гостю там были рады.

Волею небес я очутился в группе профессора Дугласа Некерса. Тот, не долго думая, спихнул меня на своего русского постдока Диму, разрешив заниматься, чем душе угодно. Мое пребывание спонсировал американский флот (как указано в Acknowledgment’е – the Office of Naval Research), а американскому флоту уж тем более было все равно, чем занимается русский студент посреди кукурузных полей Среднего Запада.

К.х.н. Дима, выпускник нашей питерской Техноложки, поначалу предложил мне сварить что-то симметрично-рогато-ароматическое, ибо «оно точно будет поглощать видимый свет, и на нем можно будет померить фотохимию». Но те реакции не пошли, и через две недели Дима посоветовал переключиться на одну из его идей, оставшихся со времен кандидатской.

Идея была проста. Берем 5′-нитро-2′-хлороацетофенон (см. схему выше) и нагреваем его с серой и вторичным амином. Ацетофеноновая часть претерпевает реакцию Вильгеродта–Киндлера (какой бы механизм у нее ни был) и превращается в тиоамид. Вторым шагом надо придумать, как зациклизовать его в бензотиофен, благо хлор активирован пара-нитро группой к ароматическому нуклеофильному замещению. Получатся 2-аминобензо[b]тиофены. Зачем они нужны? Фиг его знает. Может быть, это часть или исходник какого-нибудь лекарственного препарата. Настоящему ученому достаточно того, что до него никто эту реакцию не проводил.

Я взял исходный ацетофенон, гидрохлорид диметиламина, серу, ацетат натрия (в качестве основания), залил их ДМФом и поставил греться при 100 ºС в течение 3 часов. Дима справедливо назвал такое занятие говноварением (цвет и запах были соответствующими), но ТСХ темного остатка после удаления ДМФ показала светлое пятно чего-то новенького. Точнее оранжевое пятно. Я сделал колонку и выделил аж 9 мг продукта. Дима научил меня пользоваться GC-MS и снимать спектры ЯМР. В СПбГУ первый прибор я вообще не видел и не уверен, что он там был, а к ЯМРу студентов не подпускали.


Увидев спектр, Дима на правах к.х.н. в данной области авторитетно заявил, что мне посчастливилось сразу получить искомый 2-аминобензотиофен с неплохим для новичка выходом 4%. Надо еще десяток аминов через реакцию прогнать и можно будет писать статью. Иди, мол, похвастайся перед профессором Некерсом.

И тут пошла работа. Не совру, если скажу, что так вдохновенно в лаборатории я больше никогда в жизни не работал. Я открыл новую реакцию, у меня будет первая статья – мотивация зашкаливала. В оставшиеся недели я приходил в лабораторию обычно к вечеру и работал всю ночь. Ротационные испарители, тяги, весы, единственный на химфаке спектрометр ЯМР и хроматограф GC-MS были в моем полном распоряжении.


Заглянувший к нам однажды на четвертый этаж (единственный раз за все лето) проф. Некерс обнаружил только нас с Димой. Остальные индийские и китайские аспиранты где-то шатались. Все-таки лето было.

Я покупал разнообразные амины, и через два дня они уже стояли у меня на столе. Разве могло это сравниться с Питером, где надо было планировать за полгода вперед, что и сколько покупать. Все продукты были ярко окрашенными, и фракции после колонки даже не надо было проверять по ТСХ.


Я быстро установил, что время реакции можно сократить до 5–10 минут, а температуру до 50–60 ºС. Совершенно неожиданно для нас первичные амины дали даже лучшие выходы, чем вторичные, но все равно в районе 30–40%.

Тогда я захотел попробовать вообще незамещенный амин, то есть аммиак. Возиться с газами или низкими температурами мне не хотелось, и я попросту взял хлорид аммония («гидрохлорид аммиака»). Образовался продукт с очень высоким выходом. Но это оказался не 2-аминобензотиофен, а бензо[d]изотиазол.


Пробив его по SciFinder’у (еще одна игрушка, которую я полюбил в Боулинг Грине), я нашел ровно такую же реакцию в старом патенте, но проводимую с жидким аммиаком при –40 ºС. Тогда я посчитал, что существенно упростил условия получения этого важного гетероцикла.

В последнюю неделю по ночам, на университетском компьютере (ноутбука у меня тогда не было) я писал драфт будущей статьи. И хотя Дима его потом основательно переделал, я, несомненно, заслужил быть в ней первым автором.
– И куда же мы ее пошлем?
– В JOC, – отвечал Дима.
– Так высоко и круто? – от радости изумлялся я.
– Ну, не может же профессор Некерс публиковаться в ЖОрХе, – логично отмечал мой старший коллега.

В свою последнюю пятницу на огайской земле я сделал презентацию о своей работе на традиционной утренней встрече группы. Недавно я сказал, что единственный доклад, которым я горжусь, был сделан в прошлом году в Санта-Барбаре. Нет, на самом деле я горжусь двумя докладами – вот еще той презентацией в Боулинг Грине. (Кстати, где она? На моем нынешнем компе я ее не нахожу). По совету Димы я включил как можно больше картинок, поэтому под структурной формулой каждого продукта была размещена фотография его кристаллов: от ярко-желтых до темно-фиолетовых. На фоне индусов, которые в 4 корявых слайдах презентовали 4 года своей беспросветной работы в группе, я смотрелся крайне выгодно.

Сразу после презентации профессор Некерс задал мне короткий вопрос, который я долго не мог понять. Наконец, мне подсказали, что вопрос звучит: How old are you? Я ответил: Twenty-one. Некерс сказал, что когда ему было столько же, он тоже работал с бензотиофенами, и что меня ждет большое научное будущее.

Это был успех. Мечты сбывались. Я понял, что такое заниматься наукой. Я сделал самостоятельный вклад в копилку человеческих знаний. У меня будет первая статья, о которой я мечтал с первого курса. И я в ней первый автор.


Долго ли, скоро ли, но несмотря на опечатки и грязные спектры, статью приняли в JOC. И, конечно, я особо подчеркивал тот факт, что она submitted, подавая в аспирантуру во всякие Гарварды–Принстоны. Ей было отведено почетное первое место в списке публикаций в моем CV. И уже в Питтсбурге, когда я вел класс в библиотеке, я не удержался и решил произвести впечатление на своих студенток: лихо взял с полки новенький номер JOC, небрежно открыл его на странице 3122 (которую уже помнил по памяти) и ткнул в свое имя в заголовке. Пусть знают, кто у них TA. Но и для меня это был знаменательный момент в жизни. Я впервые видел бумажную журнальную версию своей статьи.

И тогда я даже не догадывался, что тучи уже сгущались над моей первой публикацией, что придет время, когда мне захочется не хвастаться ей, а спрятать ее от любопытных глаз. Но итог оказался еще более забавным. Об этом во второй части.