Никто не любит посты о героях, все любят посты о лузерах

Погода в Беркли приятна, но однообразна. Пока остальные штаты измывают от жары, у нас неизменные 65–70 ºF, голубое небо, и вот уже месяц вообще без дождей. Брат по Skype’у грозится спрятаться у меня, чтобы переждать питтсбургские 90–100 ºF, зато слышно, как у него за окном гремит гром и стучит ливень.

Однообразие погоды накладывается на однообразие жизни и работы. В десятом часу утра я заставляю себя проснуться, завтракаю хлопьями и йогуртом, одновременно проверяя новости и почту. Потом бреду на факультет, где тупо маюсь до обеда, потом от обеда до вечера, когда можно закинуть компьютер в рюкзак, прийти домой, съесть макарон и засесть за чтение ЖЖ. Параллельно можно обсуждать новости с братом, жаловаться на беспросветную скуку и строить планы на жизнь после постдокства. Не замечаешь сам, как уже два ночи, и пора бы спать, иначе спать придется в лабе за компом.

Во всей этой неизменной последовательности есть один светлый день – воскресенье, когда и спать можно до полудня и когда вместо лабы я иду в магазин. Единственный день, в который я могу успеть сделать хоть что-то полезное. Сейчас, например, полезным признано чтение правил и советов о подаче на грин-карту.

Полностью теряется правильное ощущение времени. Если во время путешествий каждый день на счету, длится долго и полон событиями, то сейчас день для меня вообще не единица: они так быстро сменяются, что я их не считаю. Даже месяцы стали пустотекучими. Что я делал в марте или апреле – не вспомню, но они уже прошли. Сейчас июль, но у нынешнего июля нет никаких ассоциаций с июлями предыдущими. Июль – это только цифры 07/ в начале даты на полях лабораторного журнала. Придет август и будет 08/.

А для кого-то годы так незаметно сменяются: /12, /13, /14, … и тянут люди свою жизнь до ее вечера, как я тяну дни в лабе. Не самый плохой вариант: школа – университет – аспирантура – постдокство – асситент профессор – теньюред профессор – избрание в академию наук – автор более 500 научных работ – симпозиум по случаю 70-летия – и «я не забочусь о пенсионных накоплениях, я умру на работе».

Но я намерен сделать так, чтобы 2012-ый остался самым бессмысленным годом моей жизни. До конца контракта осталось 6 месяцев, и я не уверен, хочу ли я его продлевать. Хотя если Джон предложит продлиться, я отказываться не буду.