Повесть о лаборатории: Главы 3-4

Главы 1 и 2
Главы 5–7
Глава 8

Глава 3, в которой Саймон выделяет вещество, снимает спектр, обсуждает его с Профессором, а тот дает напутствие

С какой радостью наблюдал Саймон, как в четырех последовательных пробирках по стенкам вырастают мохнатые белые кристаллы. Может быть, еще не все потеряно? Вон и солнышко выглянуло. Теперь быстро-быстро: объединить и сконцентрировать фракции, высушить остаток и на спектр. Да, чуть не забыл: вначале проверить по ТСХ, одно ли и тоже вещество во всех четырех. Сердце лучше любого ТСХ подсказывало Саймону, что одно и то же. Жизнь аспиранта была бы слишком грустной, если бы в ней не случались вымоленные чудеса.

Вернулась с класса Мэри, держа под мышкой новый халат. Чен сидел у себя, и в воздухе разливалось подозрение, что у него сейчас ланч. Профессор, должно быть, решил поменять тактику после досадного происшествия, и в кои-то веки не занимал привычного кресла. Если бы Саймон был телепатом, то он из-за стенки бы прочувствовал те едкие выражения, которыми Профессор уснащал свои рецензии на два присланных манускрипта: очень хотел разделаться с ними до конференции.

Саймон безуспешно пытался растворить пушистые кристаллы в дейтерированном хлороформе. И хотя ТСХ показала зеленый свет – все чисто, Саймон снова был мрачен: слишком полярно. Не похоже ни на исходное вещество, на на продукт. Наверно, выделил какую-нибудь грязь. Мало ли чего налипнет к полу или халату. Даже удивительно, как оно вообще слезло с колонки. Но спектр он все же снимет: в ацетоне, метаноле, ДМСО – в чем-то же они должны быть растворимы.

Не каждый верующий входит в храм с таким благоговением, с каким Саймон входил в лабораторию ядерного магнитного резонанса. Прохладой и монотонно-молитвенным гулом встречают здесь тех, кто ищет правды. Серебристыми боками сверкают спектрометры-оракулы. С шипением, как макаронину, глотают сверхпроводящие жрецы ампулы с веществом, погружаются в задумчивость и дают запутанные ответы о строении сего локального мироздания. С замиранием сердца смотрит Саймон на скачущие кривые. Смилостивится ли над ним спектрометр? В его мегагерцевые руки передает свою судьбу покорный аспирант. А ведь были же языческие времена, когда обращались химики к идолам совсем другого диапазона.

– Профессор, я выделил вещество из вчерашней смеси, – сказал Саймон, постучав о дверной косяк для привлечения внимания.
– Сколько?
– Ой, я забыл взвесить. Но на вид много. И оно чистое.
– Наверно, остатки масла.
Профессор с недовольной усмешкой взял в руки распечатанные спектры.
– Да, очень странно, – наконец произнес он, взял карандаш и стал делать пометки. – Сразу могу поздравить вас с тем, что это не тот продукт, который нам нужен. Пока не знаю, что это такое, но вот тут определенно сигналы нашего соединения. Погоди, какой растворитель?
– Дейтерированный ацетон. Оно было очень полярным и не хотело растворяться.
– Да, вот ацетон, – Профессор указал на жирный пик. – Тогда еще страннее. Еще страннее и страннее. В настоящей науке самое забавное то, что когда с ходу никак не можешь нащупать решение, нельзя трусливо открыть конец учебника и подсмотреть правильный ответ. Но мы его рано или поздно и сами отыщем. Рано или поздно... Если бы я не знал, откуда оно пришло, я бы сказал, что это то природное соединение, которое мы хотим синтезировать. Но это совершенно невозможно. Если, конечно, мы случайно не открыли реакцию, которая одновременно, за один шаг, дособирает молекулу и снимает защитные группы. Но это, к сожалению, невозможно.

Теперь и Саймон видел, насколько поразительно подходит спектр под формулу, которую он видел каждую ночь на протяжении последнего года. И так же, как и Профессор, он был полностью обескуражен и не знал, следует ему расстраиваться или радоваться.

– Хорошо, – наконец, произнес Профессор. – Взвесь вещество, пересними спектр в растворителе, который они в статье использовали, все другие спектры было бы недурственно получить. Что наш рентген, все еще сломан? Кристаллографер в запое? То есть болеет. Я после конференции договорюсь, и мы отправим образец в другой университет. Ты же пока вырасти к моему приезду прекрасный кристалл. У тебя предыдущего вещества нисколько не осталось? Все пустил в реакцию? Я тебя не торопил. Уже давно нужно было закончить этот синтез. Жаль, что нельзя тотчас же поставить заново и проверить, наблюдаем мы игру случая или природную закономерность. Так что продолжай повторный синтез с самого начала. Не можем же мы в статье написать «Было собрано с пола халатом и проэкстрагировано ацетоном». В свой лабораторный журнал можешь так записать. Но если правда, то каков механизм? Невероятно, если правда. Возможно, ты, Саймон, в конце концов, открыл что-то новенькое. Ладно, созывай всех. Устроим прощальную встречу.

Через две минуты Чен принес из своей комнаты для себя стул, а Мэри и Саймон уже сидели перед Профессором.

– Мои младшие друзья, – начал он торжественно. – Отправляюсь я на конференцию поведать миру, чем мы тут занимаемся. Работайте усердно. Ибо не говорю я вам ни дня, ни часа, когда возвращусь я в нашу лабораторию. Также я могу позвонить по телефону в любой момент. Надеюсь, все знают, что полагается делать. Ты, Саймон, переделывай синтез, раз уж на то пошло, и постарайся разобраться, что же ты такое выделил. Но пока вне нашей группы об этом веществе не распространяйся. Ты, Чен, почисти все вещества и пересними спектры. Никакой грязи и смазки в веществах я не потерплю. Ты, Мэри, помни об учебе. Наработаться в лаборатории еще успеешь, а вот оценки потом не исправишь. Но не забывай о своем проекте. Нам нужно еще три-четыре хороших примера твоей реакции. И не работайте, прошу вас всех, ночью по одному.

Глава 4, в которой Саймон встречает старого профессора, а затем проводит лабораторное занятие

Два раза в неделю Саймон ассистировал в учебной лаборатории, помогал несмышленым студентам постигать азы органохимического эксперимента. Когда Саймон уходил исполнять свои преподавательские обязанности, Профессор Б., бывало, недовольно качал головой, но ничего более не предпринимал.

– Саймон, – говорил он в конце каждого семестра. – Ты сам понимаешь, что подъемные гроши, которыми нас некогда щедро снабдил университет, уходят на зарплату Чену, на реактивы и растворители, которые вы пьете литрами. Вот пару семестров еще попреподаешь, а потом, глядишь, на нас грант свалится. Тогда сможешь спокойно работать в лаборатории от зари до зари, ни на то не отвлекаясь.

Но Саймон уже сам был не прочь отвлечься от зашедшего в тупик научного проекта. Теперь, как только переступал он порог лаборатории, всякое желание работать пропадало. С этого дня его не подталкивал даже назойливый надзор со стороны Профессора. Чен химичил взаперти в своей комнате, Мэри тоже лентяйничала. Не от кого было заряжаться энтузиазмом и вдохновением.

Заходя в лифт, Саймон боковым зрением заметил вредного старого профессора, перед которым уже скоро предстояло ему держать квалификационный экзамен. Дверцы закрывались предательски медленно, и тяжелая клюка успела втиснуться между ними. Саймон надеялся, что встреча ограничится полузаметными приветствиями, но профессор был в редкостно плохом настроении. Он, несмотря на дряхлость ума, опознал в Саймоне аспиранта, которого они накануне обсуждали с Профессором Б.

– Знаю-знаю, молодой человек, что за конфуз с вами случился, – начал наседать профессор. – Уж скольким аспирантам перемолол я кости за те бесчисленные годы, что я провел в этих стенах, но такого, чтобы разлить реакционную смесь после тринадцатой стадии... Такого я, честно говоря, не припоминаю. И не надо юлить! Не надо передо мной юлить. Я просто не представляю, что вы будете докладывать на квалификационном экзамене. Просто не представляю. Так я и сказал Б., что просто не представляю. Забыла молодежь принцип, на котором воздвигнуто здание современной науки. Публикуйся или что?
– Умри, – сквозь зубы ответил Саймон.
– Зачем так радикально? – засмеялся профессор и погрозил седым пальцем. – Публикуйся или катись ко всем чертям. Так у нас всегда было. И так всегда будет, пока я нахожу силы приволочь свои старые кости на ваши экзамены.

Саймон вошел в лабораторию, где его уже ждали взъерошенные студенты. Ассистент впервые опоздал: на три минуты. Работа в тот день предстояла несложная и короткая, но студенческую братию в преддверии весеннего перерыва в занятиях охватила пагубная спешка. Казалось, что за весь предыдущий семестр они не разбили столько посуды, сколько за эти злосчастные три часа. В какой-то момент Саймон уже перестал вздрагивать при каждом резком вскрике разбиваемой посуды. Ему лишь оставалось покорно указывать на щетку с совком и на специальный короб для сбора почившей стеклотары.

Но очередной визг заставил вздрогнуть задумавшегося аспиранта. Одна из его вечно суетящихся подопечных тонкой стеклянной палочкой выскребала кристаллы из фильтра. Жадно скребла она по углам как будто собирала алмазную пыль, а не бензойную кислоту. Нажим – хруст – боль – и вот из пальца сочится кровь.

Первой накрыла Саймона вспышка гнева. Ну, зачем так сильно нажимать, куда спешить, у нас еще час впереди, а теперь возись с ней. Второй к Саймону явилась тень Профессора Б. А затем уже он сам приказал, нет, попросил студентку успокоиться и подождать, пока он принесет бинт. Порез оказался совсем крошечным. Тот самый случай, когда воплей и столпотворения больше, чем требуется для разрешения ситуации. Потерпевшая всячески отнекивалась от похода в студенческий медпункт. Тогда Саймон окинул взором скучившихся школяров, воздел вверх руку и молвил:

– Даже при пустяковой ранке остаются внутри нас крупицы холодного стекла. Так калечим мы не только тела наши, но и души.

Студенты недоуменно переглянулись и разошлись по рабочим местам.