Вот так и мы с индийским постдоком Анкитом брели в среду на факультет. Вдруг видим – на земле какие-то стрелки нарисованы. Пригляделись, а там зазывают на бесплатную лекцию нобелевского лауреата по физике Адама Рисса из Джонз Хопкинз Юниверсити.
– Что, Анкит, – говорю. – Нет ли у тебя охоты лауреата послушать? В лабе-то мы еще с тобой наработаемся.
– И то верно, Андрей, – отвечает мой товарищ. – Если начальство на неделю в Китай свалило, отчего бы лауреата не послушать.
– Только давай не в 5 часов придем, а пораньше. А не то боюсь, что набегут всякие физики с астрономами, набьются в комнату, а нам потом с тобой в проходе враскорячку стоять. Уж я-то знаю, как оно бывает, когда нобелевские лауреаты выступают.
Заявились мы туда минут за двадцать до начала. Заняли лучшие места по центру и сидим довольные собственной хитростью.
Я Анкиту время от времени говорю:
–Аудитория-то и вправду маленькая, человек на триста. Подожди, минут через десять народ подтянется и придется им враскорячку стоять.
Сидим, посмеиваемся. Десять минут прошло, двадцать. Пять часов уж наступило, а народу не сказать, чтобы шибко много. Где-то треть мест заняли.
– Это, – ободряю я Анкита, – из-за того, что еще только пять, а лекция начнется в Berkeley time.
Знайте же, дорогие читатели, что ежели пригласят вас в Беркли на семинар часам к четырем, то раньше четырех туда и носа казать не стоит. В четыре только-только аудиторию откроют, да принесут бесплатный кофе с булками. Дай бог, чтобы в десять минут пятого начали – вот это и есть Berkeley time.
У нас уже и Berkeley time подходит, а нет ни докладчика, ни зрителей в проходе, ни, что обиднее всего, бесплатных булок с кофе. Наконец, встала за кафедру некая мадам. «Наверно, это буфетчица, – подумал я. – Сейчас скажет, что, гости дорогие, извольте пожаловать кофе с булками отведать, пока докладчик наш со своим Маком воюет, презентацию настраивает». Но оказалось, что это не буфетчица, а декан факультета астрономии.
И стала она говорить не про кофе, а про университетских благодетелей, всяких «доктор и миссис таких-то» пожертвовавших денег на эту лекцию и вообще на новое здание для факультета астрономии. А за спиной у деканши ускоренное кино показывали, как сносился Кэмпбелл Холл. Этим летом писал я о злодеяниях этих двух, по выражению деканши, Годзилл, разрушивших до основания домик астрономов.
Затем за кафедру вышел веселый и заслуженный берклиевский профессор с басурманским именем Алекс Филиппенко. Выяснилось, что приглашенный докладчик не только нобелевский лауреат, но и бывший постдок этого самого Филиппенко. «Да мы с ним знаете какие друзья», – громогласно кричал профессор и бил себя кулаком в грудь. – «Он мне еще в 1994 году из Гарварда е-мейл писал и обращался ко мне ‘Dear Sir’. А? Каково? От наших студентов разве дождешься обращения ‘Dear Sir’? Уж на что я не люблю Гарвард, но тамошние светила своих аспирантов вышколили превосходно».
И так далее, о том на каких конференциях они пили, и как однажды Алекс сказал Адаму: «Адам, я тебя уважаю. Ты светлая голова, но в Гарварде тебя испортят. Приезжай к нам в Беркли. Я тебе выбью стипендию Миллера. Вот хоть завтра приезжай». А тот взял и приехал, и сделал открытие, вошедшее в каждый учебник. «И сейчас мой бывший ученик, окутанный лаврами и выигравший все награды и титулы в астрономии, кроме The Sexiest Astronomer of the Year, вернулся в Беркли, чтобы прочитать нам лекцию об ускоряющемся расширении Вселенной».
За кафедру встал невысокий мужичок с бороденкой. Мы с Анкитом разочаровано переглянулись. Вот тебе и нобелевский лауреат! Мы-то думали, что они все трех метров ростом и с шестью руками. А мужичок тем временем начал что-то бодро вещать.
«Все мы знаем, что сегодня вечер первых президентских дебатов. Если кто желает идти смотреть на спор мавра с мормоном, то милости просим, никто никого не держит. Ну, а уж если вам все-таки про космос интересно послушать, то держитесь».
И рассказал он об аспиранте, который задумал измерить, с какой скоростью Вселенная расширяется. Причем были убедительные подозрения, что расширяется она все медленнее и медленнее, так как гравитация тянет галактики и темную материю сжаться назад в один комок. Но чтобы узнать, насколько быстро они все разлетаются, нужна была «стандартная свеча». Восковые, что в церкви продают, астрономам, видите ли, не годятся.
А вот сверхновые класса Ia подходили идеально, так как все белые карлики взрываются одинаково, достигнув предела Чандрасекара («верхний предел массы холодного невращающегося белого карлика, определяемый условием равенства сил давления вырожденного электронного газа и гравитации»). На этих словах Анкит нахохлился – без нас, индусов, ничего бы вы не открыли. А я сижу и тихо похихикиваю. Ведь еще в 18 веке великий русский ученый Ломоносов в двух строчках описал всю эту вашу космологию:
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
А вчера 4 октября отмечали 55-летие «Спатника». Если бы не наш «Спатник», то никакой бы ваш «Хаббл» никуда не полетел, и вы бы ничего не увидели.
В одной галактике сверхновая раз в сто лет рвануть может. Но если посмотреть вооруженным глазом, то в ста галактиках мы увидим одну сверхновую за год. А в двухста галактиках – две сверхновые. А в пятистах галактиках – пять сверхновых. Адама Рисса же интересовали далекие сверхновые, взорвавшиеся миллиарды лет назад. Наблюдая, как они разлетались в прошлом, мы можем рассчитать, с какой скоростью Вселенная расширялась все эти миллиарды лет.
Слушал я эти враки про расширение Вселенной и только головой качал: «Верит же кто-то во все эти басни, что пространство повсюду расширяется. Кабы так было, то и Луна бы от нас давно улетела. Что между нами и Луной пространства нет что ли? Да что там Луна. Сел, например, ты за стол, взял вилку и потянулся за огурцом. А пока тянулся, пространство между вами расширилось, и огурец уже на другом конце стола оказался. Это бы не обед вышел, а сущая комедия».
И вот в декабре 1997 года Адам сидел в Кэмпбелл Холле, еще не разрушенном Годзиллами, и анализировал данные. И чем больше он их анализировал и перепроверял, тем невероятнее становились выводы. Расширение Вселенной вопреки здравому смыслу не замедлялось, а ускорялось.
Адам высунулся в окно и закричал: «Эврика!» Потом прислушался. Другой крик «Эврика» донесся откуда-то с холмов. «Эхо?» – подумал Адам. Нет, это было не эхо. Это из Здания 50 Лаборатории Лоуренса Беркли кричал Сол Перлмуттер, в тот же самый момент обнаруживший ускоряющееся расширение Вселенной другим способом на других объектах.
Чем, если не замыслом Творца, можно объяснить, что два первооткрывателя одного и того же эффекта оказались в момент одновременного первооткрытия на расстоянии всего полукилометра друг от друга? А сейчас Перлмуттер, профессор в Беркли, сидел в первом ряду, всего в 5 метрах от выступавшего Адама Рисса и кивал головой: так оно все и было.
«В общем, мы не можем указать, где именно было совершенно открытие, но оно определенно случилось в Беркли», – проговорил профессор Рисс, демонстрируя карту кампуса под аплодисменты собравшихся.
Нас с Анкитом опять гордость зараспирала. Ведь он этот слайд по всему миру показывает. И в Гарварде, и в МГУ, в общем, везде. И везде смотрят и завидуют, что это все в Беркли произошло. А мы тут сами в Беркли. Кому нам завидовать? Нам завидовать некому. Подумаешь, постдок открытие нобелевского уровня сделал. Я вот тоже постдок в Беркли. Захочу, и завтра в лабе тоже что-нибудь открою. Хотя завтра суббота, а кто ж по субботам в лабе работает.
«Итак, Вселенная расширяется ускоренно. Но что есть причина этого ускорения?» – допытывал нас докладчик. «Наверно, многие из вас знают такой дурацкий сериал ‘Теория Большого Взрыва’. Может быть, кто-то его даже смотрит. Вот я вам сейчас отрывок из этого кина покажу». На экране возник доктор Шелдон Купер, наблюдающий по телевизору церемонию вручения Нобелевских премий 2011 года (эпизод 5-11, 2:53–3:15).
«И он, черт возьми, прав. Мы действительно не понимаем, почему она ускоряется. Нам всем еще предстоит раскусить природу темной энергии», – закончил свою речь профессор-лауреат.
Восторженная публика никак не могла отпустить Адама Рисса и еще с полчаса донимала его вопросами. Парнишка с микрофоном скакал по рядам как угорелый, а новые руки все тянулись и тянулись за знаниями. И нет, чтобы спросить у нобелевского лауреата, раз выпал такой шанс, что-нибудь стоящее. Когда бензин подешевеет. Или как он относится к делу Pussy Riot. Нет, спрашивали все какую-то фигню. «Одинакова ли природа инфляционного расширения после Большого Взрыва и нынешнего ускоренного расширения?» «Скорее всего, нет, так как слишком большая разница в энергиях». Как будто простой человек каждый день об этом расширении голову ломает.
Нет, неправильно все же молодым Нобеля давать. Надо давать Нобеля людям заслуженным, убеленным сединами, чтобы как расписался в получении, так сразу и в гроб, место освобождал. А то и таким давать, кто уже сам расписаться не может. Нет ведь, дали Риссу Нобеля в 42 года, и этак он еще лет пятьдесят сможет по миру ездить, лекции читать, смущать молодых людей и у политиков на астрономию деньги клянчить. Но красиво шельма врет. Меня даже ни разу в сон не потянуло. Если он и к вам на кампус заедет, то сходите, послушайте. Мы с Анкитом плохого не посоветуем.
1 комментарий:
Ясно что раздуваются "войды", наполненные этой загадочной антигравитирующей энергией, поэтому и природа ускорения иная, нежели в начале жизни вселенной: их тогда почти не было, а чем они заполнены — разберемся. В конце концов, это же наша Вселенная. Радиацию мы тоже раньше не видели.
Отправить комментарий