Майк был одним из самых запомнившихся мне одноклассников в Питтсбурге. Высокий такой, с бородой, перед аспирантурой он три года проработал в индустрии, поэтому я невольно смотрел на него как на старшего, хотя в понимании органической химии мы были примерно на одном уровне.
Майк работал в группе профессора Казунори Койде, который закалял свой самурайский дух, делая PhD с K.C. Nicolaou, а постдока с Gregory Verdine – для тех, кто в теме, эти имена известны как одни из самых требовательных руководителей, если сказать мягко. Понять японский акцент Койде не мог ни я, ни студенты-андеграды, но его научные результаты перевесили его преподавательские недостатки, и теньюр в Питте он получил.
Целью для Майка было синтезировать довольно простую на первый взгляд молекулу Stresgenin B – an inhibitor of heat-induced heat shock protein gene expression – открытый в 1999 году. Да, три стереоцентра (четыре, если считать двойную связь), но такие молекулы, как мне казалось, уже лет 30 без проблем синтезировали. Ее синтез должен был занять максимум год.
Тем удивительнее было мне обсуждать этот синтез с Майком, выслушивать его жалобы на то, как ничего не работает. Шли годы, я защитил диссертацию, а Майк все продолжал мучать этот стресгенин (генерящий стресс?) Б. Но сенсей дал приказ – его дело было исполнять.
Когда я стал проверять, где оказались мои classmates, я нашел на сайте диссертаций Питта работу Майка – мастерский тезис “Towards the Total Synthesis and Stereochemistry Determination of Stresgenin B” 2016 года, то есть через 9 лет, как мы начали аспирантуру в 2007-м. Работа недавняя, поэтому доступ к ней еще будет закрыт до 2021 года, и я не смог посмотреть, что же Майк успел сделать. Но как вы поняли из ее названия, стресгенин он так и не синтезировал.
Быстрый поиск показал, что в 2018 году эту структуру для Койде все же синтезировал уже его новый сингапурский аспирант. И структура оказалась неправильной, не соответствующей природному соединению. Такое случается: 19 лет синтезировали, пролили кучу пота и растворителей, и оказалось, что синтезировали не то. Пересмотр спектров и синтез потенциальный кандидатов – работа уже для следующего поколения студентов.
Я посмотрел, что еще в 2005 году из группы Койде ушел с мастером еще один студент, который не справился со стресгенином Б. А что же Майк? Одну статью за время grad school он все же опубликовал в Tetrahedron Letters (не самый топовый журнал) по побочному проекту о производных флуоресцеина.
В своем профиле на LinkedIn Майк пишет, что увлекается американской историей (особенно Гражданской войны), любительской астрономией (иногда заходит в местную обсерваторию), и его жена прощает его увлечение экзотическими автомобилями. Работает он assistant service manager в дилерстве “Тойоты” в пригороде Питтсбурга.
2. Но еще больше, чем с Майком в первый год аспирантуры я общался с американцем иранского происхождения Амиром. Он происходил из богатой семьи (я отношу к таким всех, кто покупал себе дом в Питтсбурге на время учебы в аспирантуре), и был важным примером философского спокойствия и самоуверенности.
Приведу такой эпизод: в весеннем семестре у нас был курс по органическому синтезу. Все приходили за час до занятия, и аспиранты по очереди делали доклад о какой-нибудь научной статье. Профессор Випф поставил одно условие – статья должна была быть свежей, 2007-2008 годов. Докладываться никто толком не умел, статьи были стандартно скучными, и я уже не помню их (даже ту, которую докладывал я сам), кроме одной. Амир проигнорировал профессорские требования и решил рассказать о “классической” статье Джеймса Тура о нанопутинцах (JOC, 2003; поразительно, но о них есть подробная статья в Wikipedia с переводами на 12 языков).
Профессор особо и не пытался скрыть свое раздражение подобным выбором и нарушением устава, но презентация продолжилась, и Випф ограничился вопросом, каковы химические причины того, откуда у нанопутинцев растут руки.
А Амир как раз и пошел в группу Випфа. Туда пошло аж шесть человек с нашего года. Были слухи, что это самый продуктивный профессор-органик в Питт. И многие в будущем пожалели об этом выборе. Я раньше считал, что Випф – нормальный профессор, он и не обязан быть добрым, но уже после защиты (он был на моем committee) я услышал о нем такие истории, что простить его отношение к аспирантам уже никак не могу.
Амир был слишком независим, чтобы не понять раньше других, что с Випфом защититься будет проблематично, и на втором году аспирантуры перешел в группу добрейшего профессора Стива Вебера, где защитился первым из нашего года. Но он был в особенной программе MD/PhD. Забавно, но самая цитируемая его статья – обзор “Nanoparticles in cellular drug delivery”, который он успел написать с Випфом (768 цитирований из общих 946).
Сейчас Амир заканчивает шестой год резидентуры по нейрохирургии в медицинском центре при Университете Питтсбурга. На нейрохирурга учиться долго. Его жена – тоже врач. У него все хорошо, как я вижу по фб. В моих глазах он самый крутой выпускник нашего года, круче профессоров химии.
3. В силу собственной биографии мне всюду запоминаются примеры, как люди переходят из науки в айти. В прошлом посте я отнес к этой категории помимо себя еще двух китайцев – Пингсана и Ванли. Их биографии в чем-то поразительно параллельны. Оба в Питт долго не задержались: Пингсан ушел в 2010 году с MS, а Ванли ушел делать MS в Petroleum Engineering в Colorado School of Mines.
И оба потом отработали по 5 лет в нефтянке (Valero и ConocoPhillips), получили по еще одну мастеру (в Management Information System и Computer Science), и сейчас Пингсан работает программистом в Amazon, а Ванли – Data Scientist’ом еще где-то в США. Знают, куда ветер дует.
Я сравнивать химию с computer science могу напрямую, так как мой брат в computer science продолжает активно работать. Вот сейчас готовится рецензировать статьи для очередной конференции. Таких хоррор-историй о лаборатории и синтезе, которые я люблю рассказывать, я от брата никогда не слышал. Нет у них в CS своих slave drivers. То ли это специфика научной области, работы на компьютере с текстом, а не в тяге с веществом, то ли тупо больше денег и карьерных возможностей. Но как бы мне ни было горько признавать, CS – живая наука, где именно сейчас делаются важные открытия, а в органической химии наблюдается застой, синтез никому ненужных соединений ради публикаций.
Я тут глянул, как обстоят дела с химическими приложениями в Google Play. Печально обстоят, можно сказать, что сферический конь в вакууме не валялся. Какие-то багучие поделки с ужасным дизайном и ограниченной функциональностью. Если калькулятор молярной массы считает кристаллогидраты – это уже чудо. Так и чешутся руки самому заняться этой областью, когда у меня будет миллион. Лучше уж создать идеальный балансировщик химических реакций для школьников, чем вернуться в лабу и 20 лет мучать синтез очередной хрени.
4. В связи с синтезом ради синтеза я расскажу еще о Ханмо. Он был больше, чем классмейт – он был моим лабмейтом: мы вдвоем с нашего года пошли в группу Денниса Каррана. О своих лабмейтах я уже писал в этом жж: о северодакотском профессоре Чу и другом сыне врачей Эверетте. Ханмо был единственным классмейтом, с кем я встречался лично после своей защиты – осенью 2016 года в Бостоне.
Но тогда в 2007 году Ханмо перевелся в Питт после года в Университете Западной Вирджинии – не только от нас уходили, но и к нам приходили – помню у него машина все время аспирантуры так и была с западновирджинскими номерами. В качестве проекта Карран назначил ему синтез мелосцина – какого-то алкалоида.
Идею синтеза придумал другой аспирант Дейв, который к тому времени уже готовился защищаться, для своего original proposal. Ключевым там был радикальный каскад, где за один шаг образовывалось сразу две C–C связи, и выбор цели для синтеза определялся не тем, нужно эту штуку синтезировать или нет, а тем, что можно таким каскадом собрать.
Проект был жутко рискованным. Напоминал синтезы, которые Карран делал в 1980-е и которые привлекли меня в его группу и вообще в Питт. Но достался он не мне, а Ханмо. И к лучшему: я не уверен, что смог бы добраться до цели. Я нетерпелив, мне нужен результат и желательно сразу. А Ханмо не был ни историком, ни философом, но он был аккуратным химиком. Начальство сказало синтезировать, он засядет в лабу и будет исполнять.
Весь успех зиждился на том каскаде – пройдет или нет. Гарантий не было. Два года у Ханмо ушло только на синтез исходника для каскада. Там тоже были свои неудачи и начинания всего с самого начала. Но вот он получил заветный дивинилциклопропан, добавил инициатор радикальных реакций, и каскад прошел, как и задумывался Дейвом (15 -> 16). Как редко такое случается в органической химии!
Ханмо получил свою статью в JACS (Дейва не упомянули даже в Acknowledgements, что я считаю несправедливым, идея-то была изначально его), PhD и позицию постдока в Boston College в группе Амира Ховейды. Потом Ханмо на мои жалобы, что сложно в Беркли жить на постдоческие 40k в год, добавлял, что жить в Бостоне на 35k ни чуть не проще.
Но научные дела пошли у него в гору, включая статью в Nature с нобелевским лауреатом Ричардом Шроком – давним соавтором Ховейды. Через два года постдока Ханмо перешел работать в Amgen, где ему сделали грин-карту по EB-1B, и на ЛинкедИне я вижу, что с прошлого года он Medicinal Chemist в Relay Therapeutics в том же Бостоне.
Еще один хэппи-енд? Тот случай, когда удача улыбается тем, кто наиболее готов к ее улыбке? Мне сложно предсказать, как сложилась бы карьера Ханмо, если бы тот каскад не сработал. Косвенно могу предположить, что точно так же, но экспериментально уже не проверишь. У того же профессора Койде был не только Майк, но и Аманда, которую я упоминал в прошлом посте – ей достался хороший проект, который не только был быстро опубликован, но и получил широкое освещение в C&EN, и теперь она профессор в Мичигане. Нет, все же от проекта зависит даже больше, чем от профессора.
Я вспоминаю начало статьи Фила Барана о синтезе Palau’amine, где упоминаются “дюжины PhD диссертаций”, которые были посвящены провальным попыткам синтеза. И там тоже изначально структура была установлена неправильно. Фил Баран и его команда, конечно, герои синтеза, но что стало с этими десятками аспирантов, которые угробили по 5-6 лет, а палауамин так и не синтезировали?
Профессора руководят лабой с капитанского мостика и бросают в бой новых студентов взамен ушедших с мастером. А потом в учебниках пишут, что “Вудворд синтезировал”. У профессора много попыток, неудачи и успехи для него – статистика для грантов. У аспиранта попыток одна-две.
5. Я уже собирался закончить с таблицей своих classmates, когда решил погуглить насчет китаянки по имени Хонг: продолжает ли она работать Senior Scientist в J&J, как указано в LinkedIn, и прочитал, что пару лет назад она умерла от рака в возрасте 34 лет.
Весть тем печальнее для меня, что я ее хорошо помню по классу Separation, который мы вместе брали. Обычно органики его не брали, вел его профессор Вебер, с которым Хонг сделала PhD.
И это memento mori стало для меня самым важным уроком из всего этого поиска бывших одноклассинков. Насколько неважны все эти хирши, теньюры и миллионы. Все мы, кто читает этот пост, живы, и это главное.
Комментариев нет:
Отправить комментарий