Когда мы были в Оксфорде, виды Темзы в верхнем её течении напомнили мне о книге, которую я любил начинать читать в детстве. Не помню, дочитал ли я «Троих в лодке, не считая собаки» (1889) хотя бы раз до конца. Но начало мне определённо нравилось своим юмором, и многие истории – про лабиринт, черепа или дядюшку Поджера, вешающего картину – я регулярно вспоминал и перечитывал, когда мы попадали в аналогичную ситуацию.
«Трое в лодке» были первым успехом английского писателя Джерома К. Джерома (1859–1927), который он так и не смог повторить. Джером собирался написать путеводитель по Темзе с юмористическими вставками, но дальновидный редактор вычеркнул почти всю историко-географическую часть, оставив набор смешных рассказов, объединённых тремя непутёвыми героями и их собакой.
Книга написана от первого лица, и сам Джером под прозвищем Джей (J.) выступает в роли рассказчика. У нас с братом вышло разногласие, которая из двух фотографий Джерома в Википедии, лучше показывает английского джентльмена, путешествующего по Темзе 1889 года. Алексей считает, что Джей должен быть без усов, а я, что с усами, как доктор Ватсон (первая книга о Шерлоке Холмсе появилась в то же время – в 1887 году):
Как вы могли догадаться, я снова начал читать «Троих в лодке» – на этот раз по-английски – вновь без особой надежды добраться до конца. Пока осилил 6 глав из 19, а всё потому, что отвлекаюсь на заглядывание в русский перевод.
Есть как минимум два классических перевода, появившихся друг за другом в эпоху оттепели. У нас в Питере было первое издание перевода Донского и Линецкой (Лениздат, 1958 г. Тираж 165000 экз.) В нём были ещё подзабытые произведения Джерома «Как мы писали роман» и «Пирушка с привидениями», которые мне нравились не меньше «Троих в лодке»:
Находил, что математик Михаил Донской (1913–1996) перевёл первые 13 глав, а Эльга Линецкая (1909–1997) всё остальное. Поэтому, застряв на шестой главе, я буду называть его переводом Донского. Его главный конкурент – перевод Михаила Салье (1899–1961), вышедший в 1957 году. Салье перевёл роман ещё в 1930-е, но тогда было не до весёлой книги об английских недотёпах.
О сравнении этих двух переводов пишут диссертации. Салье переводил ближе к джеромовскому тексту, Донской нёс больше отсебятины, лишь бы было смешно. Но обоим переводчикам удалось передать атмосферу, и книга полюбилась советским читателям. Существуют и другие переводы, как дореволюционные, так и современные. Часто упоминают перевод 2014 года некоего Гая Севера, который взял удачные примеры у Донского, но постарался быть верным первоисточнику. А, главное, проконсультировался с Джеромовским обществом в Англии и снабдил свой перевод 113 примечаниями, объясняя, почему та или иная шутка смешна. Обложка издания с переводом Севера:
По аналогии с тем, как я разбирал «Хоббита» Толкина, я решил привести 12 заинтересовавших меня мест из текста Джерома с тремя разными переводами в следующем порядке: Донской – зелёный, Салье – синий, а Север – красный. К «Троим в лодке» нарисовано множество иллюстраций в самых разных стилях. Каждый фрагмент я буду сопровождать изображением, которое мне более-менее понравилось при условии, что на нём есть лодка, собака и три джентльмена. Тоже можете выбирать лучшее. Обложка первого английского издания 1889 года выглядела так:
1. Начну с классического примера из начала Главы 1, который сразу показывает разницу в переводческих подходах. Джей отправился в Британский музей прочитать о симптомах навалившейся на него болезни:
I plodded conscientiously through the twenty-six letters, and the only malady I could conclude I had not got was housemaid’s knee.
Так я добросовестно перебрал все буквы алфавита, и единственная болезнь, которой я у себя не обнаружил, была родильная горячка. (Донской).
Я добросовестно проработал все двадцать шесть букв алфавита и убедился, что единственная болезнь, которой у меня нет, - это воспаление коленной чашечки. (Салье).
Я добросовестно пропотел над всеми буквами, и смог заключить, что у меня не было только одной болезни — воспаления коленной чашечки*. (Север).
В примечании после звёздочки Север объясняет нам, что имел в виду Джером: «Housemaid’s knee — препателлярный бурсит, воспаление сумки коленного сустава. Специфическое заболевание возникающее от работы регулярно выполняемой на коленях (мытье полов, натирание паркета, и т.п.). Буквально значит «колено домработницы». Когда Джей возмущается отчего у него, «работника умственного труда», нет такого воспаления коленной чашечки, англичанину викторианской эпохи его удивление смешно».
Может, и смешно, но родильная горячка у Донского смешнее, и не требует отдельного пояснения, особенно если слово “housemaid” потеряно в переводе. Имеет ли переводчик право настолько подправлять автора? Я считаю, что в данном случае да: это не Библия и не академическое издание Шекспира.
Ещё любопытно, как переводчики обошлись с 26 буквами английского алфавита, потому что наш Джей читает список болезней в согласии русским алфавитом (у Донского от «анемии» до «ящура»; в оригинале было от “ague” до “zymosis”). Опять дословность Салье без пояснения, почему букв не 33, требует дополнительных знаний и мысленной работы от читателя.
Классическая иллюстрация Георгия Фитингофа для советского издания 1959 года. Примерно такими пижонами я героев и представляю:
2. В предисловии есть такая фраза:
George and Harris and Montmorency are not poetic ideals, but things of flesh and blood—especially George, who weighs about twelve stone.
Джордж, Гаррис и Монморанси – отнюдь не поэтический идеал, но существа из плоти и крови, в особенности Джордж, который весит около 170 фунтов.
Джордж, Гаррис и Монморенси - не поэтический идеал, но существа вполне материальные, особенно Джордж, который весит около двенадцати стонов {Стон - около 6,35 килограмма}.
Джордж, Гаррис, и Монморанси — отнюдь не поэтические идеалы, но существа из плоти и крови (в частности Джордж, который весит под 170 фунтов).
Перевод непривычных единиц измерения – очередная головная боль для переводчика. Джером использует британскую меру веса «стон», то есть дословно «камень», с которой в США я не сталкивался. Здесь всё измеряют в фунтах. И 170 фунтов (76 кг) – не так уж много для взрослого мужика, любящего покушать.
Донской, а за ним и Север, перевели стоны в фунты, то ли надеясь, что они лучше знакомы русскоязычной публике, то ли полагая, что чем больше число, тем смешнее оно в данном контексте (вот плыть куда-либо с 170-килограммовым попутчиком было бы куда как забавнее). А дотошный Салье оставляет 12 стонов, давая в скобках множитель для перевода в килограммы, но оставляя всю математику читателю.
3. Кстати, о названии. В оригинале его пишут Three Men in a Boat (To Say Nothing of the Dog), что гугл переводит дословно как «Трое мужчин в лодке (не говоря уже о собаке)». Но в русской традиции прижилось более краткое «Трое в лодке, не считая собаки», которое так и хочется спародировать как «Трое в лодке, нищета и собаки». Иногда «не считая собаки» берут в скобки, но скобки в названии книг у нас не приняты.
Я глянул по Википедии, как переводят заглавие на другие языки. Большинство сохраняют указание на то, что плывут именно мужики. Тут просто понять, что за языки:
Trois Hommes dans un bateau (sans parler du chien).
Tres hombres en un bote (por no mencionar al perro).
Drei Mann in einem Boot – vom Hunde ganz zu schweigen.
Tre uomini in barca (per non parlar del cane).
Троє у човні (не кажучи про пса!).
Посложнее:
Trzech panów w łódce (nie licząc psa).
Tre män i en båt (för att inte tala om hunden).
Tři muži ve člunu (O psu nemluvě).
Trei într-o barcă (fără a mai socoti și câinele).
Совсем сложно. Я понимаю только, где слово «собака», потому что переводил наше приложение о породах собак и на этот язык тоже:
Három ember egy csónakban (és ráadásul egy kutya).
Автор обложки взял героев с оригинального издания и добавил импрессионистскую воду:
4. Harris said he thought it would be humpy. He said he knew the sort of place I meant; where everybody went to bed at eight o’clock, and you couldn’t get a referee for love or money, and had to walk ten miles to get your baccy.
Гаррис сказал, что это будет смертная тоска, Он сказал, что отлично представляет себе уголок, который я имею в виду, – эту захолустную дыру, где укладываются спать в восемь часов вечера, и где ни за какие деньги не раздобудешь «Спортивный листок», и где надо прошагать добрых десять миль, чтобы разжиться пачкой табаку.
Гаррис сказал, что, по его мнению, там будет страшная скука. Он знает эти места, где все ложатся спать в восемь часов вечера; спортивной газеты там не достанешь ни за какие деньги, а чтобы раздобыть табачку, надо пройти десять миль.
Гаррис сказал, что там будет болотная тоска. Он сказал, что знает какого рода местечко я имею в виду. Спать там отправляются в восемь, «Рефери» не достанешь ни за какие богатства*, а за табаком нужно топать миль десять.
“Humpy” – дословно «горбатый». Но в британском английском, как видно из переводов, это ещё «смертная тоска», «страшная скука» или «болотная тоска». Что такое “baccy”, я бы догадался из контекста, но вот какого «судью» (referee) герои не смогут добыть «ни за любовь, ни за деньги», я бы при чтении английского текста не понял. Донской и Салье откуда-то знали, что это название спортивной газеты, которое Север так и приводит, поясняя, что это за «Рефери», в примечании.
5. Я не претендую на знание всех-всех английских слов. Так как я книги сейчас в основном слушаю, то мне хватает понимания 90% текста, а остальное можно и домыслить. Так в главе 5 я бы расслышал, что Джордж заигрывает с рабыней:
He might have been up stuffing himself with eggs and bacon, irritating the dog, or flirting with the slavey, instead of sprawling there, sunk in soul-clogging oblivion.
А ведь он мог бы бодрствовать, уплетая яичницу с ветчиной, или дразня собаку, или заигрывая с горничной, вместо того чтобы валяться тут в полном бесчувствии, унижающем человеческое достоинство.
Он мог бы сейчас набивать свою утробу грудинкой с яйцами, дразнить пса или заигрывать с горничной, а он вместо того валяется здесь, погруженный в мертвящее душу забытье.
А ведь он мог бодрствовать, набивая брюхо яичницей с беконом, дразня собаку, или флиртуя с горничной, вместо того чтобы валяться, погрязнув в забвении оплетающем душу.
Все переводчики однозначно выбрали слово «горничная», но разошлись в том, как перевести банальный “bacon” (ветчина, грудинка или бекон). Говорят, что надо больше читать, чтобы разные “slavey” не сбивали меня с толку. Вот я и читаю.
6. Но вот вам пример из главы 6, что я и в русском-то языке далеко не всё знаю. Хочу отметить, что Джей порой скатывается в долгие цветастые описания «высоким штилем» и предложениями длиной в абзац. Потешался ли Джером над подобным языком или претендовал, что тоже может писать как «большие, настоящие писатели», я не знаю, но в русских переводах я приведу только нужную мне часть:
The quaint back streets of Kingston, where they came down to the water’s edge, looked quite picturesque in the flashing sunlight, the glinting river with its drifting barges, the wooded towpath, the trim-kept villas on the other side, Harris, in a red and orange blazer, grunting away at the sculls, the distant glimpses of the grey old palace of the Tudors, all made a sunny picture, so bright but calm, so full of life, and yet so peaceful, that, early in the day though it was, I felt myself being dreamily lulled off into a musing fit.
сверкающая река с величаво плывущими по ней баржами, бечевник, вьющийся вдоль лесистого берега.
сверкающая река, усеянная скользящими лодками, окаймленная лесом дорога.
Сверкающая река с баржами, неспешно тянущимися по течению; зеленый бечевник.
“Towpath” у меня не вызвал бы проблем: тропа, по которой бурлаки или мулы тащили баржи. Но вот «бечевник»? Я обязан был встречать это слово, хотя бы когда читал перевод Донского в детстве, но знаю ли я его, использую ли я его – нет и ещё раз нет. Словари даже расходятся в том, где в этом слове надо ставить ударение: «бече́вник» или «бечевни́к».
7. У Джерома есть языковые игры, которые особенно трудны для переводчика. Иногда на них проще всего забить. Или пуститься в долгие объяснения в примечаниях, что имел в виду автор:
Then there are those new style of barometers, the long straight ones. I never can make head or tail of those. […] and one end is “Nly” and the other “Ely” (what’s Ely got to do with it?).
Недавно появилась еще одна разновидность барометров – прямые и высокие. Я никогда не могу разобрать, где у них голова и где хвост. […] и на одном конце написано «В-к», а на другом «З-д», (но при чем тут «В-к», я совершенно не понимаю).
Существуют еще барометры новой формации - такие высокие, прямые. Я никогда не мог ничего в них разобрать. […] на одном конце его стоит "Вос", на другом - "Сев" (при чем тут сев, скажите, пожалуйста?).
А есть еще эта новая разновидность барометров — прямые длинные. Их мне уже никогда не осилить. […] С одного конца у него «Сев.», с другого — «Вост.» (причем только здесь «Вост.»?)*.
А вот здесь мне больше нравится вариант Салье. Донской зато решил дословно перевести английскую идиому про голову и хвост, что может вызвать улыбку у тех, кто её знает. Север послушно разъясняет соль шутки в примечаниях. Порой жалеешь, что их всего 113, спокойно можно было бы и 1013 написать:
«Смешной фрагмент, основанный на совпадении маркировки барометра и названия населенного пункта. На барометре указано «Ely» («в.д.; восточной долготы»), в то время как на юго-востоке Англии существует город с таким названием. Вдобавок Англия находится в двух полушариях, отсюда также «тонкая» ирония: причем здесь восточная долгота, когда Оксфорд, где в гостинице висит барометр, находится в западном».
8. bright-cloaked gallants swaggered down the water-steps to cry: “What Ferry, ho! Gadzooks, gramercy.”
щеголи в ярких плащах важно спускались по ступенькам к воде и вызывали паром английской бранью вперемешку с французской божбой.
юные щеголи в разноцветных плащах сходили по ступеням к воде и громко звали перевозчиков.
щеголи в ярких плащах со значительным видом спускались по лестницам, чтобы воскликнуть: «Ну и корыто, да! Страх господень, чесслово».
Тут Джером ушёл в такие дебри, что Донской и Салье отказались от попытки перевести архаичные восклицания, сохраняя только общий смысл.
9. For the next four days he lived a simple and blameless life on thin captain’s biscuits (I mean that the biscuits were thin, not the captain) and soda-water.
В продолжение следующих четырех дней он жил простой и безгрешной жизнью, питаясь сухариками и содовой водой.
Последующие четыре дня мой знакомый вел жизнь скромную и безупречную, питаясь только сухариками и содовой водой.
В продолжение следующих четырех дней он вел простую безгрешную жизнь, питаясь галетками с содовой*.
Переводчики отказались от перевода шутки, которая требует не только знание «английского препозитивного определения», но и того, что это был реальный бренд галет «Thin Captain’s Biscuits». Из примечания Севера: “Джей добавляет: «Я имею в виду, что тощие были галеты, а не капитан». С точки зрения английской грамматики «Thin Captain’s Biscuits» можно понимать и как «тощие капитанские галеты», и как «галеты тощего капитана»”.
10. Игры-играми, но порой Джером так заигрывался, что чувство стиля ему изменяло. В главе 4 описывается, как один знакомый Джея вёз в купе поезда сильно пахнущие сыры, которые распугали остальных пассажиров (и поэтому в поездку нельзя брать ни кусочка сыра):
who, from his dress and general appearance, seemed to belong to the undertaker class, said it put him in mind of dead baby.
который, судя по костюму и по выражению лица, принадлежал к мастерам похоронного дела, заметил, что это вызывает у него мысли о покойнике.
господин в углу, принадлежавший, судя по одежде и внешнему облику, к классу гробовщиков, сказал, что ему невольно вспомнились мертвые дети.
джентльмен в углу (который, судя по костюму и общему виду, принадлежал к мастерам похоронного дела) сообщил, что это наводит его на мысль о мертвом ребенке.
Здесь я однозначно на стороне Донского, что «мёртвым детям» не место в лёгкой юмористической книге. В другом месте Джордж читает в газете о “boat fatalities”, что перевели, как «несчастные происшествия на воде», не уточняя, что со смертельным исходом.
11. Но не буду заканчивать на грустной ноте. В книге полно любопытных мест, о которых я мог бы писать и писать:
“We shan’t want any tea,” said George (Harris’s face fell at this); “but we’ll have a good round, square, slap-up meal at seven—dinner, tea, and supper combined.”
– Пятичасового чая у нас не будет, – сказал Джордж (при этих словах лицо Гарриса омрачилось), – но в семь часов будет знатная, сытная, плотная, роскошная трапеза – обед, чай и ужин сразу.
- Чая мы пить не будем, - сказал Джордж (лицо у Гарриса вытянулось), - но мы будем основательно, плотно, шикарно обедать в семь часов. Это будет одновременно и чай, и обед, и ужин.
— Чая у нас не будет, — сказал Джордж (здесь лицо Гарриса омрачилось). — Но будет обильная, сытная, славная, шикарная трапеза в семь — обед, чай, и ужин сразу.
Так будет чай или нет? Донской единственный подчеркнул, что первый раз слово “tea” используется для обозначения не напитка, а отдельного приёма пищи, того самого «файв-о-клок». Вообще фраза “We shan’t want any tea” веет на меня стариной.
12. We tossed for beds, and Harris had to sleep with me. He said:
“Do you prefer the inside or the outside, J.?”
I said I generally preferred to sleep inside a bed.
Harris said it was old.
Мы бросили жребий, и Гаррису выпало спать со мной. Он спросил:
– С какой стороны кровати ты предпочитаешь спать?
Я сказал, что предпочитаю спать не с какой-нибудь стороны, а просто на кровати.
Гаррис заявил, что это чудачество.
Мы кинули жребий, кому где спать, и вышло, что Гаррис ляжет со мной.
- Как ты больше любишь, Джей, - внутри или с краю? - спросил он.
Я ответил, что вообще предпочитаю спать внутри постели.
Гаррис сказал, что это старо.
Мы бросили жребий, и Гаррису выпало спать со мной. Он спросил:
— Ты, Джей, любишь спать у стены, или как?
Я сказал, что, в общем-то, предпочитаю спать на кровати.
Гаррис сказал, что это неоригинально.
Просто смешной момент о нравах джентльменов. Очередная языковая игра, которую сложно адекватно перевести. Ей и закончим.
***
Для ознакомления с книгой лично я рекомендую перевод Донского и Линецкой, как наиболее смешной и понятный. Если уж хочется насладиться всеми этими «тощими капитанами», то надо читать по-английски. А из иллюстраций я отдам предпочтение последней (№12), как самой стильной.
Советский фильм 1979 года с Мироновым, Ширвиндтом и Державиным я вчера посмотрел. Не понравилось. Как и предупреждали в интернете, юмора Джерома в фильме не осталось, диалоги и сюжет поменяли, и получилась водевильная клоунада. Многие любят пересматривать из ностальгических соображений, но книга лучше.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий