Во-первых, она была длинна и коряво сформулирована. Во-вторых, касалась хорошо знакомых мне N-гетероциклических карбенов. Но я не помнил, чтобы ими кто-то еще на факультете занимался. Имя соискателя Xiaohong Pan тоже было мне незнакомо. Добравшись до компьютера, я быстро выяснил, что это студент профессора Вилкокса, и мне стало многое понятно.Профессор Крейг Вилкокс – для меня ходячий пример злоупотребления теньюром. Нет, он не стар и немощен. Ему лет этак пятьдесят пять. Получив PhD в Caltech’е (с Prof. Ireland) и отпостдочив в Columbia (с Prof. Breslow), свою профессорскую карьеру он начинал в University of Texas at Austin и в конце 1980-х перебрался в Питтсбург чуть ли не сразу Full Professor’ом. И тогда он действительно занимался весьма интересной химией, отклоняющейся от генеральной линии, опубликовал 19 JACS’ов и 3 ACIE'ы. Я, когда поступал в аспирантуру, даже подумывал упомянуть его в Statement of Purposes в числе профессоров, с которыми хотел бы работать.
Но с тех пор в группе профессора Вилкокса что-то надломилось, и настал творческий кризис. С 2008 года по сегодняшний день (за три с половиной года) он опубликовал всего 2 статьи в JOC. Причем, если посмотреть в Acknowledgments, то за финансирование благодарятся не федеральные агентства типа NIH или NSF, а химический факультет университета Питтсбурга.
Всем бы наплевать, что денег и статей нет. Но профессор Вилкокс пренебрегает и другими своими обязанностями. Сайт их группы не обновлялся лет пять, если не больше. И сколько моих знакомых жаловались, что Вилкокс не отвечает на их e-mail’ы. Аспирант Бин из нашей группы выбрал Вилкокса к себе в committee. На защиту тот не пришел, несмотря на все напоминания, и Каррану пришлось идти, искать и приводить профессора Вилкокса. Тогда он, к счастью, был на факультете. Но через год, другой наш аспирант Ани собирался сдавать промежуточный comprehensive exam, и на этот раз Вилкокса вообще не могли нигде найти. Экзамен пришлось отложить на пару недель, пока не удалось привлечь профессора-раздолбая к исполнению обязанностей. Тот же Бин жаловался, что не смог попасть постдоком в одну группу, потому что оттуда запросили три рекомендательных письма. Бин слал просьбы профессору Вилкоксу и лично, и по e-mail’у, и в итоге бумажным письмом, но так и не дождался рекомендаций и был вынужден пойти в другую группу (но тоже хорошую).
В общефакультетской жизни Вилкокс тоже оставался неприметен. Не помню, чтобы он когда-нибудь кого-нибудь приглашал провести семинар. Когда у нас раньше были встречи всех групп органиков (SuperGroup meetings), где аспиранты/постдоки из разных групп рассказывали о своей научной работе, студенты Вилкокса были единственными, кто ни разу не выступал. Неудивительно, что в отсутствии статей и подобных докладов, я ничего не знал о том, чем они занимаются.
Так что можете сами судить, насколько весело аспирантам работать у такого руководителя. Вот, к примеру, этот защищающийся Шаохонг Пан начал обучение в аспирантуре в 2004 году. Его портрет только на старом факультетском сайте можно отыскать. То есть защищается он за 7 лет с одной несильно впечатляющей статьей в JOC. Мой брат говорит, что поделом. У студентов, выбирающих руководителя, должна быть своя голова на плечах. К 20+ годам уже пора разбираться что к чему.
В защиту профессора Вилкокса можно сказать, что во-первых, у них есть официальная отмазка. Во время реновации 14-го этажа их группы вынуждена была переехать и в том числе делить с нами лабы на 11-ом этаже в течение полутора лет. Но несколько других групп тоже вынужены были переехать и работать в субоптимальных условиях, что, однако, почти никак не сказалось на их публикационной активности.
У меня Вилкокс никаких классов не вел, и я весьма удивлен, что при всем своем раздолбайстве он весьма любим undergrad’ами по данным Ratemyprofessor.com. В общем, им виднее. Я наверняка слишком критичен к профессору Вилкоксу и чего-то в не понимаю.
Для защиты Шаохонга была зарезервирована самая маленькая из известных мне комнат – 325 в Eberly.
Может, все другие были заняты, а можно это хитрый ход. У нас в СПбГУ защиты кандидатских всегда назначали в середине рабочего дня «в городе», на Васильевском острове. Так как из Петергофа, где собственно химфак расположен, добраться до туда занимало не меньше двух часов, поговаривали, что это специально делалось для того, чтобы на защиту приходили только нужные люди и не звучали неудобные вопросы.Потому я счел необходимым зайти на защиту. Оказалось, что, во-первых, Шаохонг принес печенье и банки с Pepsi, за что ему сразу можно поставить «плюс».
Во-вторых, народу пришло ровно столько, сколько комната вмещала, и даже еще пара свободных стульев осталось. Были соответственно четыре профессора из committee (Вилкокс, Карран, Нельсон и Дёмлинг) и четверо аспирантов/постдоков, включая меня. Вилкокс очень кратко представил Шаохонга собравишимся, не упомянув ни года начала аспирантуры, ни того, куда соискатель собирается податься после защиты. Вот в этом узком кругу Шаохонг повел свой рассказ белыми формулами на синем фоне. А за окном тем временем разбушевалась гроза, и переключения слайдов временами сопровождались раскатами грома. Что бы это символизировало?
Его исследования за эти годы разделились на две методологические темы: одна со счастливым концом, другая с почти счастливым. Вначале они взялись придумывать хиральный карбеновый лиганд, который связываясь с палладием, катализировал бы некую реакцию, открытую профессором Хартвигом. У Хартвига ee (enantiomeric excess) был порядка 70%, что весьма кисло по нынешним временам. Шаохонг наварил много разных хиральных карбенов: рогатых и не очень. Но в реакции, несмотря на высокие выходы, не смог добиться ee выше 78%. А тем временем, другие группы, работая над той же задачей, опубликовали лиганды, повышающие ee до 90% и выше. То есть Шаохонг оказался в неприятной ситуации, когда работы проделано много (штук тридцать карбенов он сварил, каждый не меньше, чем 5-7 стадий, все протестировал, ee померил), а публиковать по сути нечего. Тогда он взялся за другой проект, тоже по схожему палладиевому катализу, тоже с карбенами, но уже ахиральными. Тут дела пошли веселее. Они разработали (не знаю насколько новый) синтез дибензазепинонов, которые в том числе представляют собой основу молекулы LY411575, предложенной для лечения болезни Альцгеймера. Саму молекулу они, правда, синтезировать не стали, так как у нее есть полифункциональный хвост, который надо вводить энантиоселективно. В общем, опубликовали в JOC просто синтез дибензазепинонов.За сим Шаохонг закончил свою презентацию. Вилкокс спросил, есть ли вопросы от слушателей вне committee. Я решил не обижать докладчика и задал очень простой вопрос. Даже не вопрос, а тезис, с которым тому только оставалось согласиться. Я спросил Шаохонга, синтезировал ли он энантиомер своего катализатора и какую конфигурацию продукта, он бы получил с тем энантиомером. Понимаю, что вопрос глупый, но ничего умнее я родить не смог. Однако докладчика мой вопрос привел в совершенное замешательство. Он стал переключать слайды, еще раз рассказывать о синтезе лигандов. Я переформулировал вопрос пару раз. Затем его стали переформулировать по очереди профессора. В итоге все вместе пришли к консенсусу, что энантиомерного лиганда Шаохонг не готовил, но мог бы, и если бы приготовил, то, скорее всего, получил бы другой энантиомер продукта с тем же ee, но кто его знает: в химии разное случается. Я понимаю, что нервы, понимаю, что за семь лет аспирантуры, Шаохонг остался с английским языком на «вы», и что неожиданный вопрос кого угодно может выбить из колеи. Но все-таки, зачем переживать, если и так все всегда защищаются: защита – это пустая формальность, а я играю в этой комедии роль аспиранта, задающего тупой вопрос.
Больше вопросов не последовало, Шаохонг уединился с профессорами для закрытой части защиты, а я пошел в лабораторию писать этот рассказ. Больше я на сегодня ничего не планировал, кроме ЯМР в 4 часа, а в 5 часов я докладываюсь на еженедельном group meeting'e.
Комментариев нет:
Отправить комментарий