Зимнее путешествие - 2 и 3 января - Дни одиннадцатый и двенадцатый

2 января, Parsippany, NJ to Parsippany, NJ via NYC.

Несмотря на позднее прибытие из театра, мы встали в восемь. Завтрак в Hampton'e будет пороскошнее Super 8. Планы на день включали два представления и утреннюю прогулку. Приехав в город на девятичасовом поезде, мы отправились на юго-восток. Бруклинский мост оставался самой известной нью-йоркской достопримечательностью, которую мы еще не видали.

Шли мы на этот раз не через не бурлящий Таймс-Сквер, а по среднеэтажным и непримечательным улицам.

Пересечение Первой улицы с Первой авеню.

Местами преобладает типовая застройка типа советских спальных районов.

Нью-Йорк бывает и вот таким.

Прошли через Чайна-таун, где действительно преобладают китайцы. Бруклинский мост оказалось найти несложно. Нужно было выйти на берег East River и посмотреть по сторонам.


Я не знал, что прямо рядом с Бруклинским мостом проходит Манхэттенский мост, пошире и поновее, по которому идут в том числе поезда метро.

По берегу под эстакадами проходит велосипедно-беговая дорожка. Вроде как весь Манхэттен нынче можно обежать по периметру. В районе мостов бегуны встречались один за другим. А вообще под мостами весело: чайки сидят на загаженном берегу, какая-то большая стоянка для блатных авто.

Для полноты впечатлений мы решили пройти и по самому Бруклинскому мосту. Там уже смотреть особо не на что. Разве что на толпы туристов, которые путаются под ногами.

Нам казалось, что у нас еще полно времени, чтобы перейти в Бруклин и сесть там на метро до театра. Но после моста мы шли и шли, а станций не попадалось. Это вам не Манхэттен. С помощью уличной карты мы тем не менее нашли остановку Jay Street, на которой велись ремонтные работы. Поезда в Нью-Йорке ходят не так часто как в Питере, но все-таки ходят. Еще немного, и мы бы опоздали, а так на поезде «A» доехали до Columbus Circle и зашли в театр на флажке. Ну, или не совсем на флажке: еще минут пять в запасе было.

Что же мы собрались смотреть? Представления, начинающиеся в час дня, я называю детскими утренниками. 2 января 2010 года в Мет был самый что ни на есть утренник – опера Хампердинка «Ганзель и Гретель» по мотивам сказки братьев Гримм и музыкального наследия Рихарда Вагнера. Многие родители обращают внимание на первый источник вдохновения, забывая, что в опере сюжет – дело второе. Мы же впервые Хампердинка услышали уже после того, как полюбили Вагнера, и, конечно, он нам понравился. Самая вагнеровская опера из написанных не Вагнером, которую я знаю. Но дети-то не знают. А руководство Мет всячески, подобно ведьме из пряничного домика, заманивают маленьких зрителей и их родителей на «оперу для детей». Они даже решили петь по-английски, а не по-немецки, хотя кто разберет в опере слова с первого раза? Затем экран с титрами в каждое кресло вделан.

В общем, набился полный зал ребятни, которая ладно бы еще уснула. Нет, сидели и болтали, и хлопали невпопад. Лучший музыкальный момент проигрыша между первым и вторым актом многие восприняли как начавшийся антракт. Я сидел и думал: «Школьнегов вон из контакта. Учи матчасть». Вот идет спектакль, а ребятенок справа болтает, не переставая. Не понимает, кто такой sandman (песочный человек). Учи матчасть. Я вот считаю, что никогда не слушал Моцарта в театре, хотя в глубоком детстве был на «Волшебной флейте». Тоже еще та детская опера с масонским подтекстом, который я до сих пор не понимаю. У Хампердинка подтекст христианский, это попроще. Чайковский, Верди или Россини существенно легче в музыкальном плане.

А опера сама по себе замечательная. После «Кавалера» вообще пролетела моментально: каких-то два с небольшим часа. Постановка была европейская, что сразу бросается в глаза. Американцы в режиссерском плане жуткие консерваторы. И если Питтсбургскую оперу можно понять в ее не желании рисковать, то Мет уж точно не потеряет зрителей, если решится на эксперименты. Представленные «Ганзель и Гретель» нельзя назвать полностью традиционными, но настоящей выдумки хватило только на постановку коротенького второго акта (деревья, ангелы-повара и вообще сцена сна). Полностью фантазийный потенциал не раскрыт. Я бы ставил про бедную афроамериканскую семью, где родители выгоняют детей в «лес» небоскребов Манхэттена, Sandman помогает им устроиться на ночь на Penn Station, а потом они чуть ли не попадают в лапы комитета по защите детей, но обманывают полицию и сматываются к родителям, прихватив других задержанных детей. А не то сытым детям из белых семей, собравшимся в зале, показывают белую же семью, в которой мать выгоняет детей из дома в лес за то, что те не работают, а жрать нечего. Ни фига себе в сказке представления о семейных ценностях.

Теперь к составу. Ганзеля, то бишь парня, пела Анжелика Киршлагер, известная немецкая меццо-сопрано, а Гретель пела Мия Перссон, неизвестная шведская сопрано. Нормально так пели, там особо выделиться негде. Отца пел Дуэйн Крофт, которого мы совсем недавно слушали в Pittsburgh opera в «Онегине». Неплохо пел, громко. У матери там совсем маленькая роль, а вот ведьму пел тенор Филип Лэнгридж. Ведьму вообще может петь кто угодно: хоть меццо, хоть тенор. Так вот звучала ведьма неважно, хотя внешне выглядела вполне похожей на ведьму и сошла бы за сотрудницу комитета по защите детей. А еще она перевела кучу вкусных продуктов, размазав их по столу, а потом свалив все в мусорное ведро. В общем, от того, что ее зажарили никто особо не расстроился.
Перед нами открылись еще четыре с половиной часа зимнего Нью-Йорка. Пока было светло бродили по Центральному парку.

Фонтан не работал, пруд замерз.

С наступлением сумерок отправились искать жральню. Накануне, проходя по Седьмой авеню, я заметил ресторан Ruby Tuesday. Их время от времени находил навигатор во время наших разъездов. Можно было бы заглянуть и посмотреть, чем там кормят. Можно было бы, но не в посленовогодний субботний вечер, когда пронизывающий ледяной ветер загоняет туристов в жральни. На входе нам предложили подождать двадцать минут перед тем, как нас посадят. Не люблю ошиваться в предбаннике, когда в десятке кварталов есть вечно пустая Ray's Pizza. Там мы приземлились с четырьмя большими кусками этой самой пиццы. Можно было бы есть и есть, сидеть и не высовываться часов до семи. Тем более, что все равно ничего интересного на холодных улицах не осталось. Но вот не сиделось нам и через полчаса мы снова пересекали Columbus Circle.

Было бы светло и тепло, я бы нашел, куда идти, но и в тот вечер мы нашли подходящее место для коротания времени – книжный магазин Barnes & Noble прямо по Бродвею перед театром. Ведь чтобы читать, покупать ничего не надо. Мы сразу завязли в разделе путешествий, надсмехаясь над бессмысленностью путеводителей по национальным паркам в эпоху Интернета. А еще я прочитал, что штаб-квартира ООН не в Downtown'e, а на 42 улице. Не знал, надо будет туда как-нибудь прогуляться. Не последний раз в Нью-Йорке. Постепенно передвинулись в раздел музыки. Кто в здравом уме будет за $200 покупать «Кольцо» на двенадцати CD? После музыки пошли в художку. Нашли и Пушкина, и Льва Толстого, и Томаса Манна, и Германа Гессе. Пора было идти слушать третью оперу, ради которой по сути и приехали в NYC.

В первоначально заявленном год назад составе на «Сказкам Гофмана» Жака Оффенбаха с той поры произошли серьезные изменения. Не помню, кто должен был изначально дирижировать, но 2 января отмахал сам Джимми Ливайн, музыкальный руководитель театра, про которого в программке скромно пишут, что отдирижировал он уже более 2500 спектаклями. Гофмана собирался петь Роландо Вилазон. Подозреваю, что у него ничего бы не получилось даже, если бы ему не пришлось срочно отменить все представления в этом году и лечь на операцию. Зато вместо него поставили Джозефа Каллейю, которого мы уже слышали в Мет в партиях Макдуфа и Герцога, и который мне весьма понравился. Но на этот раз нам не повезло. Каллейя отпел первых «Гофманов», а второго числа сказался болен и был заменен каким-то местным Тютькиным. В моей программке об этой замене даже вкладыша не было. Тютькин или как его там ни силой, ни красотой голоса поначалу не блистал. Верхние ноты не вытягивал, а все остальное тащил кое-как. Но по ходу действия, то ли мы к нему привыкли, то ли он начал тянуть, и местами выходило сносно.

Первоначальным Никлаусом была заявлена латвийская певица Элина Гаранча. Но после того как г-жа Георгию поняла, что Кармен ей не по зубам, г-же Гаранче пришлось спасать тот спектакль, а в «Гофмана» пожаловала американка Кейт Линдсей. Никлаус и есть третья меццо (третья за эти два дня), играющая мужского персонажа, хотя в данном случае есть нюанс, который заключается в том, что Никлаус – это замаскированная муза Гофмана. В других постановках это открывается в самом конце или не открывается вообще (хотя тогда фигура Никлауса становится загадочной: чего это он за Гофманом бегает?). В Мет же Никлаус был поставлен в центр и почти ни на минуту не удалялся со сцены.

Но центральность роли была даже не столько постановочной, сколько музыкальной. Я полагал, что знаю «Гофмана» неплохо. Первый раз мы слушали его еще на mp3-шных сборниках с Зигфридом Иерусалимом в главной роли. Исполнение было на немецком, и потому мне до сих пор иногда непривычно думать о «Гофмане» как о французской опере. Во-вторых, был замечательный спектакль по каналу «Культура» с фестиваля Оранж, где Никлауса пела Анжелика Киршлагер (сегодняшний Ганзель), а четырех злодеев Жозе ван Дам. В-третьих, мы в живую смотрели «Сказки Гофмана» в театре Зазеркалье (единственный раз, когда мы были там, так как «Флейту» и прочие дела давно минувших дней, как я указал, в счет не принимаем). Как ни странно, но и там нам понравилось. И речь идет о том, что все три «Гофмана» были по музыке одинаковыми. А в Мет с самого начала пошла незнакомая музыка. Вместо студентов или Линдорфа появилась Муза, которая, представившись публике, рассказала о Гофмане и своем намерении переодеться в студента Никлауса, чтобы направлять поэта на путь истинный. Ну, прям пролог в «Паяцах». И это было не единственное место, где у Никлауса вдруг появлялись новые такты, а то и целые арии. Вплоть до финала, который изменился полностью и из привычной веселой концовки перерос в стандартный заунывный хор. Оффенбах скончался до премьеры оперы, а потому окончательной авторской версии не существует. Музыковеды до сих пор роют и спорят о том, что и в какой последовательности выводить на сцену, оставляя последнее слово за дирижером. Ливайн выбрал эту, незнакомую мне редакцию, которая явилась главным оперным открытием нынешней поездки. А я-то полагал, что все знаю, и домашней подготовки к «Гофману» не делал.

Но вернемся к представлению. Линдсей в общую картину вписалась и спела Никлауса не то чтобы плохо, но от меццо всегда ждешь большего. Уж хороших меццо в отличие от теноров хватает. Нельзя было не заметить, что Никлаус постоянно помогает четырем злодеям. И в этом есть своя логика: ему надо отвлечь Гофмана от любовных увлечений и засадить поэта за творческую работу. Судя по пафосности финала, Музе-Никлаусу это удалось. Если три героини историй являются частями Стеллы, то Никлаус и Гофман тоже две половинки одной личности.

Теперь о злодеях, которых собирался петь Рене Папе, но который тоже по ходу снялся и был заменен на Алана Хельда (Гунтер в «Гибели богов» в Вашингтоне два месяца назад). Тогда в Кеннеди-центре он мне понравился больше, хотя злодеи у него тоже вышли громкими, но уж чрезмерно демоничными.

Переходя к главным героиням начнем с самой главной, которой вообще-то предлагали стать единственной, но Анна Юрьевна не настолько глупа, чтобы браться за Олимпию. Да-да, Анна Нетребко пела Антонию и изображала Стеллу в прологе и эпилоге. Наличие ее в составе заставляло меня беспокоиться, а не придется ли отказаться от Гофмана из-за отсутствия билетов. К счастью, если покупая хорошо заранее, в августе-сентябре, то проблем не было. Особенностью стало разве что обилие русской речи, раздававшейся в фойе перед спектаклем. Голос у Анны Юрьевны громкий и мною уже хорошо узнающийся по характерной зажатости. Главная проблема с дикцией не так уж заметна, если петь по французски в США, когда других французов в составе не наблюдается. В общем, терпимо и даже более того. Зато я не могу припомнить, чтобы кто-то в Мет на поклонах получал такую смесь свиста и оваций. Да, певица с неоднозначной репутацией. Олимпию очень хорошо спела маленькая кореянка Кэтлин Ким, а Джульетту исполнила москвичка совершенно не запоминающаяся Екатерина Губанова.

А теперь я буду ругать режиссера. Это была новая постановка Гофмана в Мет. Обещан был чуть ли не кафкианский стиль, а в результате вышла тупая бродвейщина. Ничего удивительного, так как режиссер до этого ставил бродвейские хиты типа South Pacific. Казалось бы, ну как можно поставить Гофмана скучно и стандартно, когда сам сюжет не позволяет стандарта. У г-на Шера получилось нудное и прямолинейное действие и оформление. Либо как в истории с Олимпией на сцене толкотня и никому не понятные левые символы. Либо в следующем акте с Антонией, когда толпы на сцене по либретто нет, режиссер не может придумать абсолютно ничего. Полный ноль. По сути встали строем и спели, что написано в партитуре. Отсутствие режиссуры – это что угодно, но не Кафка. Да, с такими постановками Мет останется первой в США, но на периферии оперного мира. А центр и мысль в Европе. Начинаешь жалеть, что не живешь в Мюнхене.

«Гофмана» закончили даже чуть раньше, чем обещалось. В половину двенадцатого мы уже могли отправиться на метро.

Джульетта, Злодей, Анна Юрьевна, Гофман, Джимми, Никлаус, Олимпия.

Описывая день вчерашний, я не упомянул, что в вестибюле станции Lincoln Center толпа зрителей, решивших добираться до дома на подземке, могла еще раз вспомнить мотивы отзвучавшей оперы в исполнении уличного музыканта. Соответственно вчера он играл на саксофоне песню итальянского певца из первого акта «Кавалера роз». Весьма хитрое решение, стоящее того, чтобы раздобыть ноты и прийти в столь поздний час. Так вот я предположил, что сегодня он будет играть баркаролу, которой начинается акт Джульетты, и пообещал пожертвовать доллар, если угадаю. Не угадал: на этот раз музыкант выводил на флейте песенку Олимпии. Но доллар от меня он все равно заработал.

В этот вечер мы без проблем успели на поезд в 0.34 и вовремя забрали свою машину. Нас ожидала последняя ночь в отеле и путь домой.

3 января, Parsippany, NJ to Pittsburgh, PA.

Утро воскресенья. Подъем в 8.30. Завтрак в Hampton’e. I-80 на запад. Заправка в Нью-Джерси: на этот раз с заправщиком согласно местным законам. А потом похолодало, и пошел снег, а дороги некому было расчищать.

Скорости несколько снизились. К тому же в Пеннсильвании как нигде в США любят ремонтировать дороги. Обычно мы ехали по I-80 до US 28, но теперь решили послушаться навигатора и свернули раньше. Где-то в центральной Пеннсильвании строится новое шоссе I-99. Столь неправильный номер связан с тем, что расположено оно между I-79 и I-81. Самую северную часть I-99 навигатор не знает, потому мы выехали на него позже, чем теоретически могли бы. Но по интерстейту нужно преодолеть небольшой участок, а до Питтсбурга пойдет US 22. Тяжелые погодные условия нам оказались не по чем, и в этот последний день мы проехали, может быть, больше всего миль. Традиционно заехали в продуктовый магазин, а потом на мойку. Машина за время путешествия покрылась коркой соли, которой обильно посыпают местные шоссе. Чтобы смыть соль, хватило просто сильной струи воды.


Так завершилось зимнее путешествие 2009-2010. Длилось оно двенадцать дней, но как-то впечатлений было меньше, чем летом. В первой, походной, части главным достижением было получение опыта ночевок в палатке на природе. Теперь можно бесстрашно выезжать из Питтсбурга на целые уикэнды. Вторая, оперная, часть не принесла особо сильных музыкальных впечатлений, зато показала альтернативный путь из Нью-Джерси в Нью-Йорк Сити. Но это была только лишь первая глава нашего сезона в Мет. Впереди «Симон Бокканегра» и «Аттила».