Евгений Онегин

В этом году оперный сезон открылся для нас 26 сентября «Евгением Онегиным» в Pittsburgh Opera. Живьем мы эту оперу еще ни разу не смотрели, хотя запись с Вишневской – одна из первых прослушанных мной в жизни. Pittsburgh Opera хороша тем, что билеты дешевы ($16 на неплохие места), расположена она недалеко, время начала спектаклей удобное, а художественный уровень хороший. Так что нет никаких причин не сходить на все четыре представления сезона.

Саммит G-20 миновал, дороги в Downtown'e вновь были открыты для простых смертных. Начало было необычно ранним в 6 вечера. Значит, из дома мы вышли в 16.20, чтобы посетить обязательный opera pre-talk, получасовую лекцию о предстоящей опере, которая начинается за час до представления. Весь день шел дождь, то успокаиваясь, то вновь усиливаясь. Для нас это была первая поездка в Downtown на машине от новой квартиры. Доехали, что туда, что обратно, безо всяких приключений. Теперь дорога занимает еще меньше времени. Из-за дождя я не взял фотоаппарат, и парковались мы в гараже на углу 9th и Penn ave., который ближе к театру. Гараж был относительно пуст. Мы сразу же оставили машину на втором уровне, заплатили в автомате $5 за стоянку (фиксированная цена по вечерам и выходным) и прошагали квартал до Benedum Center.

Не знаю, чем руководствуется дирекция Питтсбургской оперы, составляя будущие сезоны. «Евгения Онегина» в Питтсбурге до этого ставили дважды: в 1941 и 1991 годах. Обратились к русской классике и на этот раз. Наверно, давненько ничего на русском не пели, а что кроме «Онегина» котируется на западе? «Пиковая», «Борис», вот, пожалуй, и все. Остальное экзотика или привез Гергиев (который в этом сезоне в Мет дирижирует «Носом» Шостаковича). А может, просто появилась возможность задешево прикупить костюмы и декорации. Провинциальные да и не только оперные компании США редко могут потянуть оригинальную постановку. Только в расчете на то, чтобы потом продать или сдать в аренду. Вот и «Онегин» к нам приехал из Санта-Фе оперы (костюмы) и Сиэтла (декорации). В Санта-Фе были хорошие костюмы, но так как постановка была на открытом воздухе, то не было декораций. В общем, в миру по нитке.

Перед театром мужики в белых расшитых рубашках помогали местным бабкам-операманкам выбраться из такси, барышни в сарафанах встречали публику, а в фойе наяривал балалаечник. Ну, нам весь этот антураж не к чему. Мы получили в кассе заказанные по Интернету билеты. В одном конверте сразу выдают и «Онегина», и купленные заранее на октябрьского «Фальстафа». Прежние походы в Pittsburgh Opera показали, что лучше всего нам подходят билеты в боковой партер. И на этот раз мы сидели с правой (четной, ударно-духовой стороны) на местах N58 и N60. Взяли программки, где помимо всего прочего были даже репродукции картин Репина и юбилейного рубля с Чайковским (у нас такой есть дома). В пять часов начался pre-talk. Местная ответственная за просветительсую часть довольно точно пересказала либретто, призвала читать Пушкина, процитировала пару мест из последнего английского издания русского классика, но особо далеко в анализ уйти не успела, так как слова уже попросил хорошо знакомый нам генеральный директор Pittsburgh Opera Кристофер Хан. Вот он и поведал, откуда постановка, кто поет и как ему удалось их заполучить.

На pre-talk'и ходят человек пятьдесят, в основном пожилого возраста. Но так публика была самых разных возрастов, хотя остались и свободные места, что в целом характерно для Pitt Opera. Большинство зрителей по случаю открытия сезона вырядилось в костюмы и вечерние платья. Откровенных гопников в драных джинсах и оранжевых куртках с капюшоном я на этот раз не приметил. Принял ли приглашение Евгений Малкин, которого с семейством звали на оперу о тезке, я также не знаю. По случаю же открытия сезона перед самим спектаклем оркестр вначале сыграл американский гимн. Все встали, многие пели. Мне все-таки кажется, что в задних рядах подсаживают профессиональных певцов, потому что не верится, что эти бабки и дедки могут так громко и проникновенно петь. В третий раз слушаю, но на меня исполнение их гимна в такой обстановке производит впечатления не меньшие, чем последующая опера.

Итак, действо началось. Каких сюрпризов можно ожидать от оперы, где знаешь почти каждый такт, каждое слово, а литературный первоисточник был прочитан за последние пятнадцать лет раз десять. Оставалось сидеть, получать удовольствие и читать английские титры. Постановка была классической, никаких вам печатных машинок или мобильников для письма Татьяны. Режиссер, правда, не рассчитал и запихал часть действия в правый угол, который с наших мест мало что не просматривался, но и звук оттуда искажался, потому мамаша Ларина и няня, раскладывавшие варенье, были заглушены Татьяной и Ольгой. Ансамбли у Чайковского, когда каждый поет что-то совершенно свое, сложны для разбора слов, но в данном «Онегине» дирижер с ними особенно плохо справился. Все расходились, кто-то, в данном случае Татьяна, звучал сильно громче остальных.

Накануне я просматривал, как российские телеканалы освещают саммит, и с удовольствием увидел, что первый канал не забыл и о премьере «Онегина». Так вот телевизионщики ошиблись, сказав, что поют только американцы. Главную роль Татьяны исполнила российская сопрано Анна Самуил, которая, правда, живет в Берлине. Исполнила технически неплохо от начала до конца, но особенного впечатления в ключевой сцене письма не произвела. Ольгу пело местное дарование. Пожалуй, самое слабое пение и самое плохое русское произношение (даже «ж» не освоила, но хотя бы Владимир был «странный»). Все-таки Чайковский тут прикололся и пошел против пушкинского текста. Петь «меня ребенком все зовут» в самом низком диапазоне весьма забавно. Непонятно зачем на роль мадам Лариной назначили известную меццо Сюзанну Ментцер. В этой роли развернуться совершенно негде. У няни вот тоже петь нечего, но сыграна Филипьевна (американцы на pre-talk'e старательно выговаривали это отчество, ставя ударение куда попало) была очень хорошо. У меня вообще от актерской игры осталось лучшее впечатление, чем от пения. Как драматический спектакль все смотрелось неплохо, публика хлопала, свистела и кричала «Браво» регулярно. К тому же в глаза бросилось не замечаемое мной на записи вторжение танцевальной музыки в концовках сцен. У героев потрясение, а окружающим как-то наплевать. Тоже хорошее впечатление производит.

По первому ТВ каналу отмечали, что догадаться об американскости постановки можно сразу по афро-амерканским крестьянам. Ну, Пушкин по законам Джима Кроу тоже был бы цветным, а так черные хористы и плясуны присутствовали, причем на всех сословных уровнях. Меня больше заняло то, насколько толстые крестьяне у Лариной. Сразу ясно, почему они так барыню любят. Хор я бы вообще чуть ли не на первое место поставил. Громко, четко, слажено, все слова можно разобрать, никакого акцента не передается. В записях хор обычно задвигается на задний план, и ничего не разобрать.

После крестьян приехали Ленский с Онегиным. Если Ленский Реймонда Вери особо не запомнился, спел и ладно, чем ближе к дуэли, тем лучше, то Дуэйн Крофт был лучшим в тот вечер. Я еще накануне смотрел на YouTube ролик, где Рене Флеминг с каким-то мужиком поет отрывок из мюзикла «Карусель» и подумал, что хорошо мужик поет, надо бы глянуть, кто он такой, где его можно посмотреть. А оказалось, что вот он завтра Онегина поет. Кристофер Хан о нем так и сказал, что знаменитый баритон из маленькой нью-йоркской оперной компании на букву «М». Так вот Онегин-Крофт пел очень хорошо и выглядел подобающе. Акцент очень слабый, который, возможно, и был у Онегина с его французским воспитанием.

Были и маленькие роли. Впервые слышал, как Трике поет свои куплеты по-французски. Хотя это очень логично, на то он и француз. Но если бы пел по-русски, то об акценте ему меньше всего пришлось бы беспокоиться. Зарецкий был и ладно, там говорить не о чем. А вот Гремин был не так уж внешне стар и спел неплохо, особенно внизу.

Классическая постановка отторжения у меня не вызвала. Бал был балом, а дуэль дуэлью. Татьяна в последнем акте как и положена была в малиновом берете, Ларина «фартук снять забыла» (на фартук специально было поставлено несколько жирных пятен), няня ни окна не открыла, ни стол не придвинула, на команду «теперь сходитесь» дуэлянты начали расходиться к кулисам, откуда и стреляли. Английский перевод в титрах был очень упрощенным. Обошлись без «как Чацкой с корабля на бал» (I return to another ball), «как я любилa Ричардсона» (I had a sweetheart), «Чайльд-Гарольдом стоишь каким-то» (you look like a romantic wanderer). В паре мест вообще смысл поменяли: «стала звать Акулькой прежнюю Селину» на «I changed my name» и «покойница свекровь меня бы согнала со света» на «my mother would disown me». Дядя, конечно, оказался «an honest respectful man”. Ирония Пушкина (дядя стал честных правил и заставил Онегина уважать себя только тем, что не в шутку занемог и оставил племяннику наследство, в чем и состоит «другим наука» по мнению «наследника всей своей родни») осталась потерянной. Как и предположение, что Чайковский ввел это признание в оперу не из уважения к крылатой фразе русской литературе, а как уловку, которую Онегин использует для того, чтобы побыстрее смотаться домой. «Но боже мой какая скука с больным сидеть...» выглядит как предлог якобы идти сидеть с дядей (в либретто нет никаких сведений о его смерти). В титрах появился «was», и стало ясно, что дяди уже нет с нами.

Посмотрим, что принесет нам этот сезон и на какое место встанет «Онегин». Только в Питтсбурге нам еще смотреть «Фальстафа», «Кармен» и «Свадьбу Фигаро», а еще в Мет поедем.